Джуп покорно соглашалась с ними, чувствуя, как от страха у нее отнимаются ноги. Если бы даже она ничего не знала до сей поры о проклятии, то фальшивые улыбки домоправителей непременно напугали бы ее до смерти — по ним любой бы понял, что дела плохи.
— А принц точно желает меня видеть? — сделала она робкую попытку увильнуть от предстоящего испытания или, хотя бы, потянуть время. — Он же меня совсем не знает!
— Разумеется, он желает!.. — хором воскликнули домоправители, и вновь солгали — в этом не было ни малейшего сомнения.
— Но если он будет груб с вами, сударыня Джуп, то постарайтесь это стерпеть, — прибавил Заразиха. — Нрав Его Цветочества самую малость испортился из-за дурной магии. Да и кто бы не стал сварливее, если бы его заколдовали таким ужасным образом! Он так страдает. Его нельзя винить!
— Будьте мудрее, дитя мое, — скрипела трясинница, поглаживая своей костлявой серой рукой плечо Джуп. — Смышленой девушке по силам разглядеть настоящего принца в любом обличии!..
Как ни старалась Джунипер идти медленнее, путь к покоям принца рано или поздно должен был завершиться. Бормотание домоправителей, не перестающих ее успокаивать, стихло, и она увидела перед собой высокие, окованные ажурным железом двухстворчатые двери. Повсюду повторялся один и тот же узор — бесчисленные острые листья ирисов, похожие на клинки. У самых дверей, прямо на полу, дремали несколько мелких кобольдов в пестрой и неряшливой одежде. Видимо, им полагалось всегда находиться при покоях, чтобы исполнять требования наследника Ирисов без малейшего промедления.
Девушка невольно замерла и повернула голову сначала к гоблину, а затем к трясиннице, сама не зная, на что надеясь. Их улыбки стали широкими, как оскалы — только у Заразихи оскал был клыкастым и кривым, а у Живокости — мелкозубым, как у хищной рыбы.
— Идите же к принцу, сударыня Джуп, — почти пропели они.
— А что, если принц меня прогонит? — спросила Джуп, почему-то все больше убеждаясь в том, что Ноа не будет ей рад.
— Что ж, тогда ваша придворная служба в Ирисовой Горечи завершится, только и всего, — ответил господин Заразиха, не переставая скалиться, однако при этом недобро прищурился.
И Джуп, знавшая чуть больше, чем ей полагалось, убедилась: угрожать ей домоправители не могут — ведь ей нужно полюбить принца, а не притворяться из-за страха, — но если Заразихе и Живокости покажется, что затея безнадежна, то ей и Мимулусу несдобровать.
С самыми дурными предчувствиями она вошла в комнату Его Цветочества, принца Ноа из благородного дома Ирисов.
…Наверняка это были самые роскошные покои Ирисовой Горечи: высокие сводчатые потолки, медовое сияние застывшей смолы повсюду, узорчатый полированный пол и великолепная кровать, сама по себе размерами не уступавшая гостевым комнатам «Старого Котелка». На резных столбах крепился балдахин из темно-лилового шелка, и таким же шелком были занавешены кое-где стены, что выглядело неопрятно и бессмысленно… Тут Джуп сообразила: под шелковыми покрывалами спрятаны многочисленные зеркала! Принц, изуродованный проклятием, не желал видеть свое отражение!..
Окна — которые и без того в Ирисовой Горечи были малы и узки, — также плотно занавесили, чтобы ни один луч солнца не тревожил страдающего наследника. Комнату освещали многочисленные разноцветные лампы, большие и маленькие, но это все равно не могло заменить дневной свет — повсюду царил полумрак, пахнущий смолой и медом.
Джуп неуверенно шагнула вперед, ощущая как и без того неудобное платье прибавляет весу с каждой секундой, и сдавливает грудь, не давая дышать.
— Ваша Светлость! — позвала она, вглядываясь в ворох разноцветных шелковых одеял, беспорядочно сваленных на кровать. — Ваше Цветочество!.. Я Джунипер Скиптон. Вы, должно быть, слыхали, что меня определили к вам в придворные дамы…
Тут одеяла принялись шевелиться и приподниматься, как будто тот, кто прятался под ними, беспокойно заворочался.
— Дама? — раздался слабый, но в то же время удивительно надменный и капризный голос. — То, что тебя нарядили в это безвкусное платье, еще не делает тебя дамой! Я в ссылке, я проклят, я безмерно унижен, но это не значит, что у меня не осталось чувства собственного достоинства! Прежние мои придворные дамы были утонченными созданиями, сотканными из туманов, лунного света и полуночного соловьиного пения, а ты — человек. Да у тебя рука толщиной с мою шею, Джунипер Скиптон!..
Позже Джуп не раз думала: если бы принц Ирисов заговорил с ней вежливо и ласково — она бы вконец растерялась. Но вредность Ноа привела ее в чувство, как это делают нюхательные соли, и она немедленно ощутила ясность ума. «Вот же премерзкий принц! — возмущенно подумала она, невольно расправляя свои сильные плечи и стараясь держать голову как можно выше. — Недаром Мимулус советовал бросить его в лесу! И от этого вздорного создания зависят наши жизни?! Во что бы то ни стало нужно обвести его вокруг пальца. Не желаю погибать из-за капризов какого-то цветочного паршивца!»