— С днем рождения, котёнок мой, — поцеловав мою руку, прошептал он, и я задрожала, услышав родное прозвище.
Миша не дал мне опомниться и снова прижался губами к моим губам. Не в состоянии сдерживаться от нахлынувших чувств, всхлипнув, прикоснулась ладонью к его щеке, и сама поцеловала любимого.
— Передай мне ребенка, — настойчиво потребовала я, все еще плача. Хоть, как мне объяснили, я спала около пяти минут, мне все равно жизненно необходимо было прижать малыша к себе. Миша осторожно вытащил сыночка из переноски и улыбнувшись, передал мне младенца.
Стала реветь как идиотка, стоило снова увидеть и прижать к себе теплый, крохотный комочек, который сладко причмокивал, глядя на меня своими большими, невинными глазками. Самый красивый ребенок на свете. Мое счастье. Моя семья и мой самый близкий человек. Мой подарок самой себе на двадцать второй день рождения.
Он был абсолютно здоров, а меня волновало это больше всего. Малыша уже осмотрели и переодели и теперь он всегда должен был быть со мной. Миша стоял рядом, поглаживая меня по волосам, а у меня все чаще закрадывались сомнения по поводу чистоты его помыслов.
— Родные мои, — прошептал муж и поцеловал меня в щеку.
Мы встретились взглядами, как вдруг, дверь в палату отворилась. Миша собирался мне что-то сказать, но нас прервал шум открывающейся двери.
— Доченька, — услышала голос папы. Его приезд был неожиданностью, и похоже, что не только для меня. — А ты здесь что делаешь?! — презренно вытянул он, уставившись на Мишу.
Я бессознательно притянула мальчика к себе, пряча ребенка от постороннего шума. На мои глаза надвинулись слезы от обиды: не так я представляла себе этот день. Мой ангелочек захныкал, вероятно ощутив то же, что и я, прижавшая его к груди.
Михаил
Только этого мне сейчас не хватало. Стоило спокойно выдохнуть, наконец оставшись наедине со своими женой и сыном, как в палату вошел тесть с букетом цветов. Который ненавидел меня и у него, к сожалению, были на то все причины.
— Убирайся отсюда, — процедил он гневно.
Моя жена напряглась от страха, сжимая малыша в руках и качая головой. Бедняжка испугалась, очевидно предвещая скандал, но я бы ни за что не позволил ни себе, ни кому-либо еще устраивать сцены в палате, где находился мой новорожденный ребенок и недавно родившая жена. Настя задрожала, озираясь по сторонам, пряча лицо моего сына в своей груди, а затем, подняв голову вверх, посмотрела на меня с мольбой во взгляде. Она просила у меня защиты.
Я и так все понял, ангел мой.
— Николай Алексеевич, давайте выйдем, — предложил я тихо, загораживая свою семью спиной. — Не будем устраивать здесь шум.
И стоило выйти в коридор, как мой тесть с размаху ударил меня кулаком по лицу, как и в прошлый раз. Как обычно, обескураживая меня.
Нервный сукин сын.
— Что я тебе обещал, а?! — прошипел он злобно. К отцу подбежала Агата, пытаясь утихомирить родителя, перешедшего на кулаки. — Что ты и близко не подойдешь больше к моей дочке и внуку!
— Николай Алексеевич, — дотронувшись до скулы, на которой снова появился бы синяк, спокойно проговорил я. — Прощу прощение за свое поведение. Я был не прав.
В этот раз был мой черед проглотить унижение и попросить прощения у тестя за то, что ему пришлось выслушать в прошлый раз. Слова той беседы промелькнули в голове, и я зажмурился от стыда и угрызений совести. Он мог сейчас избить меня и все равно остался бы прав.
— Пошел ты! — крикнул он.
— Не кричите, — предупредительным тоном процедил я. — Настя может услышать!
Он замолчал, но на шум все равно собрались врачи, заметившие перепалку в коридоре больницы. Как же это было ни к кстати. Шмелев не реагировал ни на слова Роберта, ни на мольбу Агаты, а мой взгляд был прикован к окошку двери, ведущую в палату Насти. Хоть бы девушка ничего не услышала.
— Я признаю свою вину, — опустив голову, прошептал я, прикладывая ладонь к груди. — Память ко мне вернулась, — констатировал, чтобы подтвердить свои слова.
Но это только еще сильнее взбесило тестя. Шмелев схватил меня за ворот футболки-поло и прислонив к стене, заглянув мне прямо в глаза. Я никак не отпирался, желая принять его наказание, ведь я это заслужил сполна.
— Ты мне никогда не нравился, — протянул он. Кто бы сомневался. — Моя дочь больше ни одного дня с тобой не проживет, тебе понятно?!
Посмотрев в бок, он обратился к Роберту:
— Подготовь все, что нужно, — изрек он уверенным тоном. Изогнув бровь в недоумении, я посмотрел на мужчину, — Мой внук не будет носить твою фамилию, — пояснил он, брезгливо выплевывая эти слова перед моим лицом.
И только в этот момент, поджав губы, я грубо стряхнул его ладони со своего тела. Кровь закипела в жилах от его слов мгновенно, и это не скрылось от глаз растерянного Роберта, который, будто ждал моего распоряжения. Если бы Шмелев не был моим тестем — я бы разукрасил его лицо за подобные слова. И за то, что он тут устроил.
— Анастасия — моя жена! — прошипел я, глядя в упор в глаза своему тестю, чтобы он хорошо понял, что я имею в виду. Мужчина моментально замялся от тона моего разговора. — И в палате с ней лежит МОЙ сын! — отрезал достаточно грубо. — Я плевать хотел на все, что было в прошлом, меня это больше не волнует. — добавил я. Еще не хватало, чтобы посторонние люди лезли в мою личную жизнь и управляли моей женой. — Только попробуйте устроить то, что вы собирались сейчас.
Роберт не стал бы спорить со мной, я увидел это по его глазам. Шмелев будучи разъяренным, сел в кресло в коридоре, пытаясь отдышаться.
— И Настя и мой сын — Соколовские, — объяснил доходчиво, глядя на всех, присутствующих в коридоре «родственников».
— Да как ты со мной разговариваешь?! — вскрикнул он, привставая, но Роберт опустил ему ладонь на плечо, успокаивая.
Не хотелось после первого предупреждения врачей получить второе и оказаться на улице.
— Пойдете против меня — пожалеете! — отрезал я уверенным тоном, показывая всем своим видом, что разговор на этом окончен.
Я бы мог предъявить Шмелеву многое, начиная его сумасшедшей дочерью и заканчивая тем, что он отдал юную девушку замуж за меня, будучи в курсе того, что происходило в наших семьях. Не побоялся за ее жизнь: тогда, его шкура оказалась ему дороже собственной дочери. Теперь же, ему не удастся отнять у меня любимую девушку. Ни в коем случае.
И я вернулся в палату к своей семье.
— Насть, — обратился к девушке, которая все еще прижимала малыша к себе, словно его у нее кто-то собирался отнять.
— Я своего ребенка тебе не отдам, — качая головой, протянула она, стоило появиться мне на пороге. Ее голос подрагивал. Бедняжка моя была дико напугала после происшествия с ее отцом. — Не отдам.
— Лапочка, никто его у тебя не отнимет, — наклонившись, обнял девушку вместе с сыном в ее руках. Настя стала тихо плакать и скрывать свое лицо от моих поцелуев. — Это же я. Твой Миша, — протянул тише. — Я все вспомнил. Не бойся меня.
Настя меня не слушала, ведь в эту секунду малыш заплакал вместе с ней. Что же я натворил? Я напугал собственного ребенка в первый же день его жизни. Моя грудная клетка разрывалась от душераздирающего плача младенца.
Настя же, мгновенно успокоилась, проглатывая застывшие слезы, чтобы не напугать сыночка еще сильнее, а затем стало осторожна качать его в своих руках, прижимая к себе и нежно целуя.
— Что вы делаете, сэр? — несколько врачей отделения, которые были в палате и на которых я не обращал внимания, цокнули, окружая меня со всех сторон. Они были и так слишком вежливы по-отношению ко мне и нашим родственникам, но теперь, их терпение лопнуло. Мой мобильный телефон в кармане брюк разрывался от звонка и лишь укоризненный взгляд женщин заставил меня очнуться и поставить аппарат на беззвучный. — Дайте матери с ребенком отдохнуть.