— Простите, — тихо произнесла Катя. — Не отвлекаю вас?
Я покачала головой.
— Михаил Альбертович просит вас зайти к нему, — добавила девушка. — Его кабинет отсюда по коридору слева.
Я рефлекторно растёрла руки, покрывшиеся мурашками от ее слов. Сползая с кресла у окна, я поправила на ходу свой безразмерный темно-зеленый свитер и зачем-то посмотрела в зеркало. На моем лице не было косметики, и глупо было наряжаться ради того, чтобы идти в кабинет к Михаилу, которому уж точно не было дела до моего внешнего вида. Разве что, его раздражала моя красная помада, которую он же собственноручно стер с моих губ в тот вечер в «Сохо». Я хорошо помнила, что он посчитал меня тогда вульгарной, а вчера еще раз подтвердил свои слова при отце. От этих мыслей мое сердце ныло от боли.
Слуги обращались к нему исключительно по имени отчеству, но, а как мне к нему обращаться? Внутренний голос называл меня дурой, и я слишком сильно нервничала, думая обо всем этом. Постучавшись к нему в кабинет, я дернула за ручку.
— Вы звали меня? — пропищала я, удивляясь тому, как изменился мой голос. Я задрожала, когда мужчина кивнул, приглашая меня внутрь.
Его кабинет, подобно остальной части дома, был исполнен в том же классическом старинном стиле. При других обстоятельствах, я бы могла часами увлеченно разглядывать различные детали на полках и огромный шкаф с книгами, очевидно, наполненными экземплярами старых изданий.
Михаил был одет уже в черный свитер и черные брюки. Потупив голову вниз, чтобы ненароком не начать разглядывать его, я встала в центр кабинета, прямо напротив его стола. Мужчина писал что-то на бумагах, сосредоточенно вчитываясь в текст. Я чувствовала себя провинившимся ребенком, которого родители позвали в гостиную, чтобы отчитать.
— Послушай, — мягко начал он. Я вздрогнула, услышав его бархатистый голос, даже вопреки тому, что его тон был совершенно безразличным. — Мне жаль, что ты вчера услышала наш разговор с отцом. Наши семейные драмы не должны тебя касаться.
Я подняла голову и случайно посмотрела ему в глаза. Почти черные, со стальным блеском. Его слова меня удивили, и я слабо кивнула.
— В таком случае нет смысла скрывать от тебя очевидное, — выдохнул он. — Наш брак — ненастоящий. Разведемся через год, и ты будешь свободна.
— Хорошо, — тихо ответила я, сглатывая.
Еще вчера утром я именно этого и хотела.
«Бойтесь своих желаний», — подумала я.
Не думала же я, что судьба так искусно накажет меня.
— Ты встречаешься с кем-нибудь? — неожиданно спросил он. Молча уставившись на супруга, я сглотнула. — Да или нет? — громче переспросил он.
— Я… — пискнула я, опуская голову.
— Ты онемела? — презренно спросил он.
— Нет, — вздрогнув, ответила я, качая головой. Он ужасно груб и резок со мной. — Я не знаю, как ответить на этот вопрос. У меня есть друг.
— Вот и хорошо, — выдохнул он, вальяжно рассаживаясь в кресле. — Можешь дружить, встречаться с ним и с другими своими друзьями и дальше, — безразлично добавил Михаил, а мне от его слов почему-то стало неприятно.
— Поняла, — робко ответила я.
Он решил позвать меня, чтобы посмеяться надо мной? В его разговоре не было ровным счетом ничего унизительного, и я чувствовала, что он говорил искренне. Но мне все равно было очень плохо, ведь я все еще прокручивала в голове ту сцену из клуба. Возможно, он бы сам завел разговор об этом, если бы захотел.
— Только возвращайся домой не позднее полуночи, — добавил он. — И не смей никого приводить сюда, — отрезал супруг. — Я не хочу видеть посторонних людей в своем доме. И еще кое-что, — резко продолжил он, глядя мне в глаза. — Я в принципе не люблю посторонних людей… — открыто намекнул Михаил.
— Я вас поняла, — монотонно проговорила я, кивая. Он не хочет, чтобы я мелькала у него перед глазами. Грустно, но мне придется пережить и это, соглашаясь с каждым его словом.
Тиран и чудовище — самое подходящее описание Михаила.
— Чем занимаешься? — его следующий вопрос. — Работаешь где-нибудь?
— Проходила стажировку у папы в юридической фирме, — тихо ответила я. — Но мне сказали уволиться из-за свадьбы. А так я люблю книги, кино, люблю танцевать….
— Меня это не интересует, — прервал он, перебивая меня. Михаил почти что заткнул мне рот своим жестом, а затем равнодушно кивнул, потирая подбородок. Наш диалог ему наскучил, и он не скрывал этого факта. — Можешь делать все, что хочешь. Решай сама, работать или веселиться… Я препятствовать не стану, — пояснил он.
— Это… все? — набравшись смелости, сказала я. Михаил поднял голову и сузив глаза, внимательно рассмотрел меня с ног до головы. Его взгляд был схож с тем, в клубе в нашу самую первую встречу. Меня отчего-то затошнило, и поморщившись, я снова опустила глаза вниз.
— Да, — кивнул он. — Можешь идти.
Развернувшись, я почти дошла до двери, как меня вдруг осенило.
— Простите, — тихо обратилась я. Михаил оторвал голову от работы и заинтересованно посмотрел на меня. Вероятно, он сам не ожидал того, что я обращусь к нему и посмею завести разговор. — Можно задать вам вопрос?
— Говори, — резко ответил он.
— Почему вы не отказались от этой свадьбы? — спросила я.
Было бы лучше, если бы я никогда не встречалась с ним и тем более не выходила бы за него замуж.
— Ты же слышала, — безразлично ответил он. — Мой отец болен. Я пошел у него на поводу в первый и последний раз в жизни, — ухмыльнувшись, ответил Михаил и опустил голову. — Все равно ему осталось немного, а этот брак — его последнее желание.
Бессердечный мерзавец. Я задрожала от его циничных слов и не говоря ни слова, вышла из кабинета. Почему-то мне стало безумно жаль Альберта Михайловича, которого еще два дня назад я ненавидела всей душой. Если Михаил настолько жесток к своему отцу — то чего ожидать от него по отношению ко мне? Слышать такое мне двойне неприятно, учитывая наши теплые взаимоотношения с папой. Я вернулась в «свою» комнату и закрыла дверь на ключ. Сердце неистово стучало, а глаза снова увлажнились от разочарования.
Просидела в спальне, наверное, целую вечность и почувствовав легкое головокружение, скрепя душой вышла в коридор. Спустившись по лестнице вниз, минуя расстояние до кухни, я остановилась у графина с водой, осторожно рассматривая интерьер. Несмотря на холод, исходящий от хозяина дома и его персонала, здесь, к сожалению, было очень красиво. Высокие потолки, дубовые лестницы, картины. Как красиво бы смотрелись наряженная елка в этой гостиной рядом с камином… Очень жаль, что в этом году мне не удастся украсить дом по-своему вкусу, расставить повсюду украшения, развесить гирлянды и нарядить елку. Мы каждый год делали это с папой и Варварой Степановной в нашем доме за неделю до Нового Года.
— Так бывает, когда девки бегут за богатством, — цокнула одна из женщин, возвращаясь с улицы.
Она снова, подобно этому утру, не заметила меня. Неужели эта женщина говорила это обо мне?
— Здравствуйте, — обратилась я к ней. Развернувшись, женщина едва не выронила из рук корзину с яблоками.
— Молодая хозяйка, — пробормотала она, а затем кивнула. — А что вы здесь делаете?
— Я пришла попить воды, — смущенно ответила я. Она боялась посмотреть мне в глаза, а мне было от этого жутко неловко. В нашем доме было не принято такое обращение, а тем более отношение к хозяевам.
— Хотите, я заварю вам чаю? — сразу замешкалась она, опуская корзину на столешницу. — Зеленого или черного?
— Спасибо, не нужно, — вежливо отказалась я. — Я сама заварю, если мне захочется. Не буду вас утруждать.
Она округлила глаза, пораженно глядя на мое лицо. Казалось, что она готова была упасть без чувств.
На кухню вошла еще одна дама, по виду — ровесница нашей Варвары Степановны. Женщина ласково улыбнулась, заметив меня у столешницы, а затем обратилась к коллеге.