Как мне перестать думать о нем, если все в этой комнате напоминало мне о муже?
Аккуратно разместив его одежду на кровати, я направилась прямиком в ванную, чтобы умыть свое лицо. Стоять под душем совсем не хотелось: под теплыми струями меня убивали мысли.
К нам в гости ненадолго заехала Оля — подруга и коллега Миши. Мы не успели подружиться, но девушка всячески старалась поддержать меня в эту трудную минуту.
Ночью стало совсем тяжело. Я медленно ступала по коридору, рассматривая каждую деталь дома, все время чего-то ожидая, с замиранием сердца поглядывая на входную дверь при малейшем звуке. Ветер на улице усилился, отчего ветви деревьев бились о окна, и шумы стали просто невыносимыми, пугающими, пробирающими насквозь. По привычке обняла себя на плечи, раскачиваясь на том самом диване в гостиной.
Без света. В коридоре был выключен светильник, и привычного, мягкого, обволакивающего свечения, к которому я привыкла, находясь в темноте по вечерам в гостиной, больше не было. Абсолютная, безликая тишина, нарушаемая завыванием ветра снаружи дома. Внезапно в окна со всей силой ударилась очередная ветка и испугавшись, я со всхлипом привстала, ощущая бешенное биение сердца за грудиной.
— Настенька, — послышался ласковый голос кухарки. Женщина, возможно проснулась, а может быть и не спала вовсе, учитывая обстановку в доме. — Почему ты еще не спишь?
Но я ничего не ответила.
— Давай я тебе заварю свежего чая, — с грустью в голосе протянула она.
— Спасибо, не надо, — последовал мой привычный отказ и засиживание в гостиной допоздна в полнейшем одиночестве.
Ранним утром я открыла глаза и ужаснулась, поняв, что так и уснула на этом злосчастном диване в обнимку со свитером Миши, который все это время был со мной. Голова гудела и почувствовав тошноту, сразу же ретировалась прочь из комнаты прямиком в свою спальню. Никто не должен был видеть меня в таком виде, да еще и в гостиной.
Их нравоучения мне совсем надоели. Никто из них не чувствовал сейчас того же, что и я. Через час после того, как мне практически пришлось впихнуть в себя завтрак, к нам приехали Агата с ее детьми и Даша. Я наблюдала за сестрой со стороны с тихой грустью, пока она миловалась со своими малышами. Мне хотелось задать ей вопрос по поводу ее мужа и его разговора с Мишей, но выяснять отношения совсем не было сил. Натянув плед до самой шеи, я вросла в диван, удобно размещая свою голову на подушке. Я знала, видела, что каждый из них смотрел на меня с жалостью.
А к обеду, нам сообщили о том, что в том озере нашли тело молодого мужчины. Не знаю, как я выглядела со стороны, но мое сердце подсказывало мне, что это не Миша. Я отрицательно мотала головой, но струсив, отказалась ехать на опознание. Собственно, меня бы к нему и не подпустили, и за меня это сделал Альберт Михайлович. Признаться, никогда прежде я не видела его в подобном состоянии. Мужчина был убит, раздавлен горем, и держался кажется, только лишь ради того, чтобы не огорчить меня сильнее.
К счастью, это был не Миша и казалось, будто в ту минуту мы праздновали его второе рождение. Помощник свекра сообщил нам, что окно в машине Миши было разбито, что говорило о том, что мой муж мог выбраться из машины. Миша умел плавать и обязательно должен был спастись, а так как люди его отца повсюду его искали — и надежда о его возращении меня не покидала.
Очередной рев мотора с гулкими взвизгами заставил мое сердце сжаться и подбежать к входной двери. К нам, как и обещал, приехал юрист, о котором я позабыла, наивно полагая, что моя вчерашняя реакция дала ему понять, что все наши разговоры окончены.
— Вы можете отказаться от всего, — нервно мотая головой, повторил он. — Ваше право, — устав бороться с моим упрямством, сказал мужчина. И он захлопнул папку. — Но подумайте о благополучии вашего ребенка.
— Это не ваше дело! — отрезала я, разгневанная его тоном.
Я думала об этом со вчерашнего вечера. Если Мише так сильно хотелось, чтобы я уехала из Москвы — я бы уехала. Но ни в коем случае не приняла бы от него наследства, словно он уже погиб и у меня больше не было причин его ждать. Это выглядело еще хуже предательства и лишало меня всяческой надежды.
Вдруг во дворе раздался грохот, и несколько оглушительных выстрелов, от которых автомобили наших мужчин зашумели от включившейся сигнализации. Послышались крики, и в комнату вломился мой папа, чуть ли не снимая дверь с петель.
Я слышала крики Агаты и плачь детей, неистовые крики Альберта Михайловича, отдающего распоряжение охранникам с пистолетами в руках. Не помнила, как меня, обернув в огромное одеяло выволокли из дома, чтобы спасти от начавшейся перестрелки на заднем дворе. Снег не прекращая шел большими хлопьями, опускаясь на землю, и словно в замедленной съёмке, я заметила алое пятно у дороги. Папа прикрыл мне глаза, помогая разместиться в машине и автомобиль двинулся в направлении к трассе, ведущей в сторону города. Обернулась лишь на секунду, наблюдая за тем, как мой родной дом стал отдаляться, уменьшаясь в размерах.
Сердце подскочило к горлу, страх сковывал внутренности от беспросветной тоски и одиночества. Кто лежал на земле в луже крови? Трясясь от страха и ужаса, часто дыша, я едва не потеряла сознание.
— Девочка моя, успокойся, — надрывно протянул папа, нажимая на газ. — Скоро этот кошмар прекратится.
Бессознательно обхватила руками свой живот, вздрагивая от каждой кочки на дороги, от отдаляющихся шумов выстрелов в нашем особняке в Серебряном Бору и рева моторов автомобилей.
В родительском доме нас ожидал обеспокоенный Роберт — муж Агаты, который только что вернулся из аэропорта. Мне стало плохо, без конца мутило, и напуганная Агата незамедлительно вызвала мне врача, чтобы привести в чувство. Проспав несколько часов в своей комнате, я спустилась вниз за водой, как вдруг, к своему несчастью, стала свидетельницей разговора.
— Погиб юрист Миши, — услышала душераздирающую, короткую реплику, когда случайно пересекла кухню. — Он как раз говорил с Настей. Шальная пуля его ранила смертельно у его машины.
— Константин Григорьевич — погиб? — поднося дрожащую ладонь ко рту, прошептала я.
Мужчины одновременно выругались себе под нос, а затем папа подбежал ко мне, начав успокаивать. Промелькнула мысль о том, что я всегда возникала в самые неподходящие моменты, хотя не горела желанием узнавать какую-то лишнюю информацию.
— Насть, — неожиданно обратился ко мне муж Агаты, пытаясь успокоить мое нервное состояние. — Я хотел поговорить с тобой утром, но думаю, не нужно тянуть, — собираясь с мыслями, протянул он. — Я сюда за тобой приехал. Мне Миша звонил еще несколько недель назад.
Мужчина подошел ко мне, и мягко опустив ладони мне на плечи, посмотрел прямо в заплаканные глаза.
— Настенька, — ласково продолжил он. — Будешь с нами в Цюрихе. Агата будет тебя помогать, — намекнув на мою беременность, продолжил он.
— Да, дочка, — согласился папа. — Сейчас опасно в Москве. Сама видела, что семья Миши у этих преступников под прицелом. Пока все не затихнет, лучше побудь в Цюрихе с сестрой.
— Миша не хотел, чтобы об этом знали члены семьи. Сама понимаешь, две недели назад у него были причины не доверять никому, — выдохнул Роберт. — Он с трудом доверился мне только потому, что у него не было выбора. И из-за Агаты.
Опустив голову, ничего не ответила, потому что слова застыли на моих губах. Я подумала лишь о том, что приехала сюда, даже не захватив из дома свой мобильный телефон, который так и остался на столе в кабинете Миши. Там осталось фото, на котором мы с ним были вдвоем и так счастливы.
Утром, когда папа понял, что спорить со мной не имело смысла и я решительно собиралась вернуться в свой дом, он выдохнул, соглашаясь с моим решением. Перестрелка завершилась еще прошлым вечером и все пойманные на тот момент преступники, были задержаны полицией. У Альберта Михайловича были серьезные враги, которые покушались на Мишу, а теперь, после того, как мой муж отомстил им за Марину и Ксюшу, несколько выживших человек ополчились против всей семьи. Возможно, что они так же, как и я, искали его повсюду и решили напасть на наш дом. Подробностей я не знала, да и родственники всячески оберегали меня от излишнего стресса.