В голову стали закрадываться разные, чудовищные мысли. Может, стоило вернуть ее домой, выбить из нее всю дурь в отместку ее семье и превратить ее жизнь в сплошной кошмар? После родов, она наверняка бы сгодилась для того, чтобы согревать мою постель, когда мне заблагорассудится и быть моей личной служанкой.
Нет, это исключено, я ни в коем случае не желаю видеть ее физиономию в своем доме на постоянной основе.
Интересно, а ей передалось это безумие, которое унаследовала ее старшая сестра? Пусть сводная, но у них общий отец, то есть в них течет одна, испорченная, дурная кровь.
И, значит, что ребенок от неё мог тоже родиться больным.
Ударив сильнее по груше, я грубо выругался, а затем выдохнув, направился прямиком в душ.
Еще нужно было выяснить, от меня ли беременна эта дрянь. Почему-то мысль о чужом отцовстве мне казалась абсурдной, и это злило меня еще сильнее.
Почему я так доверял ей?
Бред. Мне в любом случае нужно было провести экспертизу из принципа. А потом, забрать у этой девчонки ребенка если он — мой, и убить ее, если она беременна не от меня. Да, именно так бы я с ней и поступил. Может тогда, мне стало бы легче.
Настроение было ни к черту и голова трещала по швам от разрастающейся боли. Если бы я мог заплакать, то именно это бы я и сделал, но слез не было. Только бесконечная ярость. Озлобленный на весь мир, после вечности самокопания, я вернулся на чистую кухню. Нужно было перекусить, чтобы немного успокоить нервы. Петр Иванович обещал восстановить работу персонала со следующего дня, а пока мы обходились едой из доставки.
Жутко хотелось выпить чего-нибудь покрепче, чем обычная минеральная вода. И выкурить целую пачку сигарет. В этот момент меня вырвала из раздумий трель мобильного телефона и цифры неизвестного оператора из заграницы вынудили меня вздрогнуть.
— Миш, — на том конце раздался радостный, мужской голос. Я понятия не имел, кем являлся мой собеседник и голос его слышал впервые.
— Слушаю, — ответил с безразличием. — Кто это?
— Это — Роберт Вайсман, — говорил собеседник на том конце. Боже мой, с моей потерей памяти мне это ни о чем ни говорило. Стоило подумать об этом, как мужчина добавил: — Ты вряд ли меня узнал. Мне позвонил наш тесть, обрадовал новостями, — и в эту секунду мне захотелось открутить ему голову. У меня не было никакого тестя, а брак с этой девчонкой являлся временным недоразумением. — Я хотел узнать у тебя, ты же уже в курсе насчет Насти?
— Да, — сдерживая гнев под контролем, процедил сквозь зубы.
— Когда ты за ней приедешь? — воодушевлено спросил он, а я уже вовсю кипел от злости. — Я еще ничего не сказал ей, но жду, когда смогу обрадовать девочку.
Последовали душещипательные разговоры о том, как их семья ждала меня, а затем, он повторил свой вопрос. Как же меня поражала склонность некоторых людей к созданию мелодраматических эффектов. После всего того, что произошло, неужели они считали, что мы могли оставаться семьей?
— Никогда, — ответил однозначно, устав от разговора. — Я составлю бумаги на развод и пришлю тебе по почте. Мой юрист свяжется с тобой, — и я положил трубку, игнорируя недоуменные вопросы собеседника.
Он позвонил мне еще раз, но я сбросил вызов. Говорить с ним я больше намерен не был. Кто он вообще такой? После пятого сброса, телефон перестал трещать, и я спокойствием выдохнул.
Поступал слишком грубо, подавшись эмоциям, но, собственно, даже вывалив свой гнев в сердцах, я все равно бы развелся с этой девчонкой. Будет лучше, если с этих людей спадут розовые очки и они вычеркнут меня навсегда из своей жизни, как и я их.
Ударив кулаком по столу, выдохнул, а затем запустил пятерню в волосы. На втором этаже еще делалась уборка, а мне так сильно хотелось выпить пачку успокоительного и лечь спать. И черный кофе, который к счастью, в умеренных дозах мне был разрешен.
— Сынок, почему ты себя так изводишь? — поинтересовался дворецкий.
Прежде, он никогда не обращался ко мне в таком неформальном тоне, но сейчас, мне это даже польстило.
Не успев ответить, я отвлекся на очередной телефонный звонок с неизвестного номера. Хватало на сегодня звонков, новая информация лишала меня рассудка, и еще утром, воодушевленный беседой с Соломиным, я и не думал, что попаду в еще более запутанную историю.
Явышел в сад, чтобы найти уединение в окружении, к моему несчастью, уже тоскливо увядающих, розовых кустов. Мне стало совсем не по себе от этой картины, казалось, словно цветы тоже ощущали отсутствие людей в этом доме. Мне сообщили, что за ними ухаживали, но, похоже, что уход был поверхностным, ведь цветы были испорчены, согнуты, и увидев это, я ни на шутку разозлился. Всеволод тоже обещал заехать завтра утром и начать работу по-новой в этом доме уже на постоянной основе. Нужно было отчитать садовника за халатное отношение к своей работе.
Это — цветы моей любимой женщины и они должны были быть в порядке всегда.
Было странно. Прежде, здесь, в этом месте, я всегда чувствовал себя ближе к Марине, будто в розах было олицетворение моей покойной жены. Теперь же, этого не было. Что-то изменилось, и от этого мое сердце билось как-то иначе, а осязаемая пустота внутри меня становилась все больше.
Когда вернулся в дом, поразился, увидев незнакомого мужчину, ждущего меня в гостиной. Он что-то обсуждал с Петром Ивановичем, но, увидев меня, сразу же встал и широко улыбнувшись, подошел ближе, и притянув к себе, крепко обнял, чем обескуражил меня.
— Мишенька, — хриплым голосом, по-отечески протянул он, обнимая меня. — Сыночек. Я звонил тебе недавно.
Отстранившись, я чуть было не выпалил нечто грубое, но вовремя прикусил язык, желая дождаться объяснений от самого мужчины. Я видел его впервые, что значило то, что он появился в моей жизни относительно недавно.
Глаза мужчины увлажнились, голос был осипшим, но вовсе не от простуды. Это был особый тембр, что-то напоминающий мне где-то в глубине сознания. Когда догадка возникла в моем мозгу, я сразу же интуитивно нахмурился, чувствуя очередной всплеск гнева в груди.
— Вы — Николай Шмелев?!
— Ты узнал меня, — слабо улыбнулся он, констатируя факт.
Я кивнул, и еле сдерживая свою ярость в узде, жестом попросил его следовать за мной в кабинет. Выражение лица моего новоиспеченного «тестя» сразу же переменилось, он явно заметил неприкрытый холод, исходящий из моих уст, когда я обратился к нему. Понятия не имел, какие отношения у нас были прежде, но, сейчас, прознав правду об их семье, говорить с ним по-родственному, я не имел ни малейшего желания.
— Присаживайтесь, — безлико протянул, приглашая его в кресло напротив. Я и так был максимально вежлив. Голова гудела от всевозможных мыслей, а забытая, во время лечения в клинике височная боль, вот уже второй день как вернулась на свое место.
В кабинете уже было достаточно чисто, и я, ненароком, озираясь по сторонам, отметил отсутствие фотографий Марины.
Кто посмел убрать их с полок?!
— Я счастлив, что ты жив и здоров, — не взирая на мою отрешённость, ласково добавил мужчина. — Меня еле остановили твои друзья дождаться тебя из больницы. Хотел рвануть к тебе в тот же день, как мне сообщили о тебе.
— Благодарю, — ответил без эмоций. Мне было сложно смотреть на его лицо, которое вызывало у меня отвращение.
Вся эта бравада в его речах, за которой скрывалось нутро человека, покрывавшего сумасшедшую дочь-убийцу и не менее подлого зятя, казалась да невозможного тошнотворной. Что мне от его ласковых, лицемерных речей, если по сути, за ними скрывалась чудовищная правда?
— Не вижу смысла тянуть, — продолжил я, желая поскорее покончить с этим разговором. — Зачем вы пришли ко мне домой?
Лицо мужчины вытянулось: он не ожидал подобной грубости, в связи с чем был растерян. Подбирая нужные слова, он покачал головой, а затем, продолжил:
— Тебе же рассказали про Настеньку, — произнеся имя дочери, он улыбнулся. Мне же, за эти два дня, это имя стало омерзительно. — Хочу сообщить дочке. Она очень обрадуется, — продолжил мужчина, расхваливая свою дочь.