Развернувшись, мужчина опрометью ринулся к выходу из моего кабинета.
— Дай Бог, твой отец очнётся, — изрек он на прощание, дергая ручку двери. — Спросишь у него потом, кто такой Женя Самойлов. Может потом поймешь, что такое — плохая кровь, — брезгливо добавил он и со всей силы хлопнул дверью кабинета.
Я чуть ли не разнес дверь своей спальни, вламываясь в комнату. Виски пульсировали от злости, от сковывающей мышцы, ярости, и, самое отвратительное, я был зол на самого себя. Понятия не имел, что меня заставляло себя ненавидеть: моя слабость в кабинете, предательство отца, когда он скрывал от меня детали покушения, последние слова Шмелева, которые вносили еще больший хаос, смерть моей семьи от рук психопатки, или же… беременность этой девчонки.
Эта чёртова комната. Комната, в которой я жил несколько лет после смерти жены, выглядела как-то иначе. Я оглядел безликую, отполированную до блеска, спальню и брезгливо поморщился. Посмотрел на большую кровать. Интересно, в ней ли я трахался с дочерью врага, когда мои жена и дочка лежали в могиле? Меня убивало чувство вины. Урод. Шмелев был прав, и я действительно подлый ублюдок.
В голове все вертелись его слова и на секунду я замер, заметив некое несоответствие — не было фотографий в комнате.
Кто, мать его, убрал все фотографии моей жены?
Посмотрел в зеркало, с которого на меня смотрело угрюмое осунувшееся лицо несчастного, потерянного мужчины.
«Эта девчонка мне больше не нужна», — повторял как мантру.
Сняв с себя футболку и джинсы, ринулся в ванную комнату. Нужно было принять душ и лечь спать, чтобы окончательно не слететь с катушек. Открыв шкафчик, в котором, по памяти располагались некоторые косметические средства, я замер. Здесь лежали не мои вещи. Несколько тюбиков гелей для душа и женские духи. Очевидно, духи этой девчонки. Инстинктивно потянулся к прозрачному тюбику с круглой, черной крышкой и отцепив ее, сделал глубокий вдох. Аромат жасмина, пьянящий, дурманящий, приятно окутывающий мое обоняние, от которого по-особенному покалывало в сердце, заставляя биться его чаще. Прикрыл глаза, блаженно наслаждаясь ароматом, вызывающим приятные покалывания по всему телу. На секунду, я словно ощутил нежное, бархатистое прикосновение к своей коже и моментально вздрогнул. Проклятье. Почему мне так больно? Закрыв тюбик, я со злостью бросил его в дальний конец комнаты и тот, с грохотом разбился, ударяясь о белый кафель. Какой же я идиот! Прекрасно, теперь этим запахом пропиталась бы вся ванная комната, а учитывая отсутствие принадлежностей для уборки, мне пришлось бы терпеть этот запах всю ночь.
Скинув с себя полотенце, я завалился в прохладную постель и постарался уснуть. Утром, меня ожидало очередное разбитое состояние. Я ворочался всю ночь, и, кажется, измотанный, уснул только под утро.
Этот запах распространился уже по всей спальне, и будучи злым, как черт, схватив первую попавшуюся одежду из шкафа, я замер. На полках, частично, располагалась женская одежда. Похоже, что девушка, уезжая отсюда, оставила часть своих вещей, наивно надеясь когда-нибудь вернуться.
Ухмыльнулся, хотя сердце болезненно заныло. Похоже, у меня еще появились проблемы с сердцем. Потянув за нижний шкафчик, сжал презренно губы — здесь же, рядом с моим, в отдельной секции лежало женское, кружевное, нижнее белье. Постоял несколько минут как вкопанный, а затем, резко закрыв шкафчик, я хлопнул дверью от злости, пресекая на корню бешенное желание прикоснуться к ее вещам и внимательно рассмотреть их со всех сторон. Это ненормально, совершенно ненормально и подло с моей стороны.
Сегодня на свою службу возвращалась остальная прислуга, и первым же делом, я собирался отправить женщин убраться в моей комнате, избавиться от этого запаха, и вещей девушки.
Не спускаясь на первый этаж, я направился в свой кабинет, чтобы сделать несколько звонков. Мне нужна была Оля, с которой я собирался обсудить детали моего скорейшего развода.
Глава 30
Михаил
— Миш, я собрала почти все документы, но все не так просто, — отчитывалась Оля. Ей не нравилось то, что я делал и хоть она и молча соглашалась, все равно всячески демонстрировала свое недовольство. — По закону, с беременной женщиной можно развестись только с ее письменного согласия.
— Получи ее согласие, — настаивал я. — Свяжись с ее родственником, у которого она сейчас живет.
Прикрыв глаза, впервые за день расслабился, запрокидывая голову назад в своем кресле. В голове были какие-то шумы, и даже таблетки, прописанные врачом, уже совсем не помогали.
— Тебе бы, лучше поговорить с ней лично, — с грустью в голосе, проговорила Оля.
Этого мне еще не хватало. Да, я уже признался самому себе, что боюсь видеться с этой девчонкой. Боюсь, что начну жалеть ее и чувствовать себя ничтожеством еще сильнее, чем сейчас.
— До сих пор поверить не могу, что ты настаиваешь на разводе, — подруга опустила голову, а затем, покачала головой, вздыхая.
— Не хочу возвращаться к этой теме, — отрезал я. — Сделай все, что нужно.
Когда остался наедине с собой и со своими мыслями, мне стало еще хуже. Раздраженно выпустив воздух сквозь зубы, позвал к себе домработницу, которая как раз была в коридоре.
— Таисия, верно? — нервно спросил я. Женщина кивнула, и от меня не скрылся страх в ее взгляде. — Вы работали здесь раньше. Можете сказать, куда делись все фотографии моей жены?!
Как мне доложили, эта женщина работала в моем доме раньше, но из-за моих провалов в памяти, я ее совсем не помнил, а она все время выражала ко мне какое-то недоверие. Видимо, я успел ее изрядно напугать в прошлом. Тем не менее, она вернулась этим утром сразу же, стоило Петру Ивановичу пригласить ее.
Таисия непонимающе покачала головой, а затем ее взгляд переменился.
— Господин, — протянула она ласково. — Они в фотоальбомах. Вы сами дали поручение нам с Катей, — осекшись, она рассказала еще о другой девушке, которая раньше работала с ней в этом доме. — Сложить фотографии вашей жены в альбомы, — меня словно ударили чем-то тяжёлым по лицу. Хотелось завыть на стену от безысходности и собственной глупости. Как я мог так поступить? Чертов предатель. — Вернуть их на место? — вкрадчивым тоном поинтересовалась женщина, наклоняя голову.
— Нет, — даже не понял, почему отказался от предложения женщины.
Еще утром, на кладбище, я понял, что ощущаю нечто другое, чем любовь, которую я испытывал к Марине раньше. Больше не было всепоглощающего чувства, которое заполоняло меня изнутри, каждый раз, когда я видел ее лицо, приходил на ее могилу или же, представлял ее.
Я больше не скучал по Марине, как раньше.
Окликнув напоследок Таисию, я разузнал, где сейчас располагались семейные фотоальбомы, и носимый невидимой силой, спустился на первый этаж, в библиотеку. Дрожащими руками схватился за толстый, семейный фотоальбом, обернутый в кожаную обложку. На последних, пустых страницах, сразу же, после свадебных фотографий с 2011 года, я увидел фотографии своей покойной жены. И был готов прикончить себя за подлость, потому что мои чувства действительно изменились. Закрыв с шумом фотоальбом, я вернул его на место, в нижний ящик, а затем, плотно закрыл глаза, пытаясь что-нибудь представить. Промелькнули яркие вспышки света, звуки, от которых начинала дико болеть голова.
Мне нужно было вернуть эти временные пробелы, которые отравляли мне жизнь. Будучи озлобленным, вернулся в свой кабинет, случайно громко хлопнув дверью.
Залез в верхний ящик стола, чтобы проверить договоры и все те документы, связанные с работой. Привычные мне сделки по строительству помещений, десятки выигранных тендеров, среди которых были даже с заграничными бизнесменами. Мои деловые навыки никуда не исчезли, что ни могло меня ни радовать, только от этого не становилось легче. Мне по-новой начать глушить дыру внутри себя бесконечной работой? Снова, как раньше? Мне категорически запретили рыться у себя в мозгах, но я все равно был намерен вернуть себе память в ближайшее время.