- Зачем мне врать, Элиза? – опустившись рядом на пол, проговорил Артур, - И за что убивать – он предал не меня.
Я молчала, все силы тратя лишь на то чтоб продолжать дышать. Вдох-выдох, потом еще и еще.
- Не стоило тебе показывать…, - он осекся.
- Он был живой? Когда…
- Нет, - торопливо бросил Артур, - Это лишь доказательство его смерти. И оно должно было оказаться у меня.
Теперь уже он промолчал, видимо ожидая какую-то реакцию. Но я думала лишь о том, что Джейк хотя бы не мучился. Судя по ране умер быстро, может даже не успел ничего понять…
- Слушай, Порох стал трупом в момент, когда скрысился. Сливал инфу конкурентам Лиса. Из-за него много дел прогорело…
- И за это убить стоит?!
- Кара за предательство – смерть. И он об этом знал. Как и о том, что тебе придется его долги выплачивать, а знаешь, как? – серые глаза потемнели, стали почти черными, - Телом своим – всю оставшуюся и весьма короткую жизнь. Он знал, Элиза. Но не остановился потому, что власть ему была важнее тебя.
Поднялся с пола и вновь посмотрел на меня. И сейчас, на краткий миг, его лицо больше не было похоже на маску. Ярость – темная, всепоглощающая исказила безупречные черты, заставляя содрогаться от ужаса того, на кого она направлена.
- Ты подумай об этом на досуге. Умела ведь раньше, судя по биографии, - склонился и рывком поставил меня на ноги. Несколько секунд не убирал рук, держал чуть выше талии. Не лапал, но поддерживал.
- А теперь иди наверх. И чтоб без глупостей.
Я не помнила, как оказалась вновь в той комнате. Вообще осознала, что дошла туда лишь услышав звук закрывающегося замка. Следующим что услышала было то, как стучат зубы. Сбросив с ног туфли, прошла в ванну и, как была, забралась под горячие струи душа. Села на пол, обхватив колени руками. Пыталась глубоко вздохнуть – вновь и вновь, пока наконец не получилось. От горячей воды стало легче, если так можно назвать унявшуюся дрожь. Улеглась на дно душевой кабинки и закрыла глаза.
Чьи-то руки касались меня – нежно и осторожно стягивали мокрое платье. Я открыла глаза, перехватила тянувшуюся ко мне руку. В темноте едва сумела разглядеть знакомый силуэт.
- Отлично, значит дальше сама управишься, - проговорила Артур. Но руку не убрал, продолжая осторожно сжимать мою. Другой бросил на пол мокрый кусок ткани. Оказалось, я лежу в кровати. Теперь в одном лишь нижнем белье – насквозь промокшем из-за купания одетой.
- Переоденься в сухое и высуши волосы, Элиза.
- Зачем…
- Мы уже это обсуждали, и ты дала слово, - начал он.
- Зачем ты заботишься обо мне, Артур? – потом я буду удивляться каким образом одурманенный мозг сумел сформулировать этот вопрос в тот момент, - Спас от бытности шлюхой Лиса, следишь чтоб ела и пила… Чтоб продолжала жить?
Он не ответил. Отнял руку, поднялся с кровати, на которую присел. Темнота мешала разглядеть его лицо, и я включила ночник. Глаза быстро привыкли, и я увидела насколько он устал. Сейчас от всемогущего хозяина жизни в облике мужчины не осталось ни следа. Бледный, подавленный, уставший – Артур выглядел так, будто случилось нечто такое с чем он не мог справиться.
- Сказал же, что все равно получу тебя.
- И ты получил. Но до сих пор не…, - я задохнулась, будто слетевшие с языка слова перекрыли кислород.
- Что «не»? – насмешливый тон не вязался даже не с выражением лица, то вновь стало привычно непроницаемым, но со взглядом – в том смешалось столько всего… Чувства. Какие именно, я не смогла бы сказать, но в том, что сказанное мужчиной их не выражает была уверена, - Не поимел тебя, хоть должен был бы? К чему брать силой то, что гораздо интереснее получить добровольно.
- Никогда!
- Высуши волосы и переоденься, - отвернувшись повторил Артур, - Иначе это сделаю я.
Я не шелохнулась, и он шагнул к кровати.
- Ладно! – соскочив с противоположной от него стороны, прихватила уже привычно материализовавшиеся вещи и направилась в ванну. Когда вернулась комната была уже пуста. Забралась под одеяло, укрылась чуть ли не с головой и уснула едва коснулась головой подушки. Именно уснула, а не провалилась в забытье как раньше, самочувствие по пробуждению тому доказательство. Голова вновь была светлой и в ней вертелось множество вопросов – трудных и болезненных, но это все равно было лучше того всепоглощающего и отупляющего отчаяния, что терзало меня раньше. Нет, боль от потери никуда не делась и вновь захлестнула, когда я полностью проснулась, но и она будто изменилась. Как именно мешал рассудить лютый голод.