— Нет! — вырывается у меня.
Я выдала себя с головой. Но смолчать было выше моих сил.
И тогда же его член упирается в преграду. А сам Ворон замирает.
— Нет! — вырывается у меня.
Тело прошивает острой болью, которая растекается огнем между моих бедер. Там, где во мне все еще находится Ворон.
Он снова делает легкое движение бедрами. Инстинктивно, хотя умом уже понимает, что со мной не так. И мне чертовски больно даже от этого легкого проникновения. Он вряд ли вошел полностью, но я снова взвизгиваю и пытаюсь отползти в сторону, хотя мне никак не удастся сделать это. Мои плечи зажаты бедрами Медведя, а пальцы Ворона крепко держат за ягодицы.
— Не надо, — шепчу я, вздрагивая всем телом.
Ворон замирает.
И я знаю, почему. У него не осталось никаких сомнений в том, что ему это не показалось.
Ворон выходит из меня и неожиданно грубо хватает за волосы, намотав их на кулак, как сделал раньше него Медведь. Я выгибаюсь, прижимаясь спиной к его горячему телу. Его твердый член прижимается к моему телу. И я снова инстинктивно хочу отползти или оказаться от него, как можно дальше.
Меня знобит и бьет крупной дрожью. От боли и страха по моим щекам снова текут слезы.
— Какого черта ты творишь? — удивленно произносит Медведь.
Я знаю, почему он так опешил.
Бешенство и Ворон — понятия несовместимые, но сейчас он именно такой. В его прозрачно-синих глазах пылает пламя, а красивые черты лица искажены яростью.
— Скажи сама! Скажи ему, что не так, Луиза! — цедит сквозь зубы Ворон. — Ну же, мать твою! Пусть Медведь тоже удивится.
Но я не могу выдавать из себя ни слова, только всхлипываю. Корни волос жжет от боли, но сильнее — болит низ живота.
Возбуждение окончательно схлынуло, оставив вместо себя стыд, отвращение и всепоглощающий страх.
Никто не приехал.
Никто не спас меня, хотя мне было обещано именно это. Я выполнила свой долг перед полицией, а меня бросили на втором этаже борделя. И я совершенно не знаю, что меня ждет дальше. Теперь, когда моя легенда рассыпается пеплом.
— Молчишь? — рычит Ворон.
Он встряхивает меня, как куклу. А после отталкивает от себя, и я падаю на ковер. Мне очень страшно и холодно.
Всегда сдержанный Ворон теперь совершенно непохож на себя. Слышу, как он отбрасывает в сторону ненужный презерватив и приводит в порядок одежду.
Тоже самое быстро проделает Медведь. Они снова одеты и собраны, в то время как я растоптана, обнажена, и мое лицо уродуют черные разводы потекшей косметики. Но, может быть, хотя бы секс откладывается?
Будут ли они завершать начатое или оставят меня в покое? Я не знаю. И меня одинаково сильно пугают оба варианта развития событий.
В нескольких сантиметров от моей руки на ковре все еще валяются мои трусики. Я рискую, но не могу иначе. Я все еще здесь и все еще считаюсь Луизой, а первая заповедь агентов под прикрытием — избваляться от улик. Может быть так я продержусь чуть дольше.
Сжимаю тонкий шелк в кулаке и тихо шепчу в него одними губами: «Помогите».
Если это не поможет, то что мне делать? Как выжить рядом с ними?
— Что за херня происходит? — ревет Меведь. — Может, ты объяснишь мне, Ворон? Какого черта с тобой случилось?
Пока они разбираются, это мой единственный шанс.
Выдираю из подкладки жучок и, делая вид, что неловко одеваюсь, сама крошу в пальцах высококлассную технологию беспроводного передатчика, который на самом деле хрупкий, если знать, куда давить. Мне показали.
Я надеялась, что никогда не воспользуюсь уничтожением единственной улики, но именно она выдаст меня с головой и может стоить мне жизни.
Я смотрю на черную крошку на ковре и делаю глубокий вдох. Остатки связи со внешним миром, где значок и форма что-то значат, разлетается по ковру.
Надеюсь, он вообще работал? Его ведь проверяли за несколько часов до операции. Они должны были слышать все, что происходило в этой комнате, а также услышать мою просьбу о помощи.
Они ведь не бросят меня здесь?
Или они уже это сделали?
Майя Канингем уверяла меня, что они вытащат меня раньше, чем меня коснуться боссы. Но я здесь, с ними, и они оба рвут и мечут.