К тому же Филипп провел большую часть жизни рядом с изобретениями Мориса, а те частенько взрывались. Почти ничто не могло отвлечь коня от дремы или вкусной охапки клевера.
И вот он встает на дыбы, всхрапывает и таращит глаза, словно за ним гналась стая волков.
— Где папа, Филипп? Ты довез его до ярмарки? Что случилось?
Приспособление для рубки дров по-прежнему находилось в повозке и на первый взгляд особо не пострадало, хотя некоторых мелких деталей не хватало. Если бы речь шла об ограблении, воры наверняка забрали бы то, что показалось им ценным, включая отливающую золотом блестящую решетку. Белль осторожно выпрягла коня из оглоблей и отодвинула повозку, не выпуская из рук вожжи.
— Ты должен отвезти меня к нему, Филипп, — сказала она, ловко вспрыгивая на широкую конскую спину. Она с силой натянула вожжи, вынуждая коня повернуть голову к лесу.
Филипп поначалу упрямился и дергал головой, не желая слушаться. Когда он наконец сдался, то устало вздохнул, как будто понимая, что за Морисом все-таки нужно вернуться.
До сего дня Белль случалось ездить по дороге через лес раз или два, но прежде она никогда не была одна и не забиралась так далеко. Добравшись до развилки, девушка хотела было направить Филиппа налево, по дороге, ведущей в соседний город, но конь захрапел и потянул вожжи направо, к старой, заросшей травой дороге, которая явно вела к менее посещаемым местам.
Из-за бури небо уже давно потемнело, к тому же день клонился к вечеру, по обеим сторонам дороги рос густой лес, казалось, ветки тянутся к путникам, словно чудовищные лапы. Несколько белых мотыльков, очевидно, не желавших дожидаться ночи и покинувших свои дневные убежища пораньше, запорхали перед лицом Белль, как будто это фонарь.
Странные, еле видимые насекомые издавали звуки, отличные от тех, что производили их родственники в полях или ухоженных фруктовых садах деревни. Сухие листья шелестели в подлеске, потревоженные существами, которых Белль не могла видеть.
Девушка поймала себя на мысли, что было бы очень кстати, если бы сейчас рядом с ней находился Гастон.
Или кто-то другой с ружьем. Кто угодно.
Минуты перетекали в часы, а мрачная дорога все не кончалась. Возбуждение и адреналин, завладевшие поначалу Белль, схлынули, и теперь девушка каждую секунду ждала чего-то страшного. Вокруг шелестел ветвями зловещий лес.
Теперь она еще сильнее боялась за отца, однако пока ей не удалось найти никаких следов, только время от времени она замечала отпечаток тележного колеса на песчаной насыпи вдоль дороги или в грязной луже.
Ландшафт вокруг них медленно менялся: по обеим сторонам дороги выросли холмы, становившиеся всё выше, и вот уже Белль оказалась в ущелье, а то, в свою очередь, вывело ее в небольшую долину. Небо почти скрылось за высокими острыми скалами и черными соснами. Толстые, усеянные шипами растения обвивали квадратные корни деревьев.
Подождите. Квадратные?
Белль ахнула: то, что она ошибочно приняла за неестественного вида корни, на самом деле оказалось развалинами старинных зданий. Девушка предоставила Филиппу нести ее, куда он пожелает, и повнимательнее пригляделась к камням и кирпичам, пытаясь разобрать, как выглядели постройки до разрушения. Покрывающие их лозы оказались не очень толстыми, вообще-то им не могло быть больше пятидесяти или ста лет.
Но Белль никогда не слышала, что в этой части леса есть деревня, да и в городе ни о чем подобном не говорили.
— Что это за место? — пробормотала она.
Филипп остановился, нервно пофыркивая. Они находились перед массивными железными воротами, одна створка была чуть приоткрыта, но ворота не выглядели разваливающимися от старости. Между створками как раз мог бы протиснуться человек.
Филипп принялся рыть копытом землю и захрапел.
Он в ворота точно не пройдет.
Белль глубоко вздохнула и спешилась. Похлопала коня по теплому боку и пошла вперед, хотя оставлять коня было жалко. Она осторожно протиснулась в щель между створками, так чтобы они не открылись шире и не заскрипели ржавые петли.
За воротами обнаружился укутанный сумраком внутренний двор: широкий, серый, с трехъярусным неработающим фонтаном в центре, покрытым пылью и сухими листьями. Среди всей этой удручающей картины лишь одно яркое пятно бросалось в глаза: лежащая на земле грязная, горчично-желтая соломенная шляпа.
— Папа! — воскликнула Белль, бросаясь к находке и поднимая ее с земли.