— Прекрасно.
— Кокетничала с кем-нибудь?
— Нет.
— Видели ли вы хоть раз, чтобы они ссорились при посторонних?
— Нет.
— А не случалось ли вам заставать ее в слезах у себя дома? Когда она приходила к Салли посекретничать?
— Нет.
— О чем вы говорили с Харпером, когда ездили на рыбалку?
— Да мы не ездили. Шли за мост и рыбачили там.
— Ночью?
— Ночью, как правило. Иногда по уик-эндам. Зачем нужен был бы мост, если бы с полдюжины негров не рыбачили с него?
Он подождал, как я отреагирую на его слова, и, казалось, был разочарован, не заметив на моем лице никаких эмоций.
— Так о чем шел разговор, пока рыбачили?
— До начала развода или потом?
— До того.
— Да обо всем на свете. Такого болтуна, как Джордж, я не встречал. Жужжал мне в ухо всю ночь напролет. Всякие истории: про свое армейское житье-бытье, про свой бизнес, про свое детство в Майами, — да обо всем на свете. Рта не закрывал.
— А ваша жена говорит о нем совсем не так.
— А он на самом деле был вот таким: мистер Болтун. Послушайте меня: на свете нет второй такой бестолочи, как Салли. То, что она думает, далеко не всегда соответствует фактам, понимаете? Единственное, что интересно Салли, — это собственная персона, за которую и дырявого цента не дашь. Джордж Харпер мог бы организовать четырехдневную обструкцию в сенате, а Салли на это и внимания не обратила бы. Все, что заботит Салли, она сама, и точка.
— Салли, однако, уделяла достаточно много внимания Мишель, выслушивала ее всякий раз, как та являлась к ней с…
— Такова участь черной женщины, — заявил Оуэн и опять уставился на меня, ожидая моей реакции.
— Вам не кажется, что Мишель приходилось нелегко? — спросил я. — Иностранка. Белая женщина, вышла замуж за черного. В Калузе у нее не могло быть много друзей…
— Ни разу не слыхал, что у Мишель какие-то затруднения. Не знаю, что натрепала вам эта вонючка Салли, но я на вашем месте не верил бы ни одному ее слову. Она с вами кокетничала?
— Нет. Ничего похожего не было.
— Не сидела перед вами, скрестив ноги и задрав юбку выше задницы?
— Нет.
— И не трясла перед вами титьками?
— Нет.
— Должно быть, состарилась, — решил Оуэн.
— А какое у вас впечатление от Ллойда Дэвиса? — спросил я.
— А кто такой Ллойд Дэвис?
— Я думал, вы знакомы с ним. Он был почетным гостем на свадьбе Харпера…
— Так меня там не было.
— Совершенно точно, что несколько раз он заходил к Харперам.
— Ах да, Дэвис. Большущий черный ниггер вроде меня, верно?
Я не ответил ему.
— Теперь припоминаю, — сказал Оуэн и улыбнулся с таким видом, будто одержал какую-то одному ему известную победу.
— Расскажите мне еще о Харпере, — попросил я.
— Что вы хотите узнать? — спросил со вздохом Оуэн. — У меня был длинный день, приятель, мне пора домой.
— Кажется ли он вам человеком жестоким?
— Нет. Совсем напротив. Скорее, мягким. Всегда переживал, если надо снять рыбу с крючка. Бывало, говорил, что рыба-то чувствует то же, что и мы с вами.
— А вы как считаете: убил он свою жену?
— Быть этого не может.
Я застал своего партнера Фрэнка в нашей конторе, когда прибыл туда в начале седьмого. Ему страшно не понравилась сделка, которую я заключил с Уиллоби, и это все еще продолжало портить ему настроение к моменту моего прибытия.
— Мы как будто были партнерами, — заявил он мне, не успел я войти. — Ты не имел права обращаться к нему за моей спиной.
— Не собирался обманывать тебя, — возразил я.
— Нет? Но ты ведь отправился к этому мошеннику, у которого, как известно каждой собаке в Калузе, комплекс вендетты, даже не посоветовавшись со мной, и заключил с ним соглашение, согласно которому ты выполняешь всю черновую работу, а он в это время бездельничает, зато потом вся слава, если, конечно, он сумеет выиграть это дело, достанется ему. Только я сильно сомневаюсь в вашем успехе. Едва ли Уиллоби это по силам, твой Харпер виновен, никаких сомнений.
— Я в этом совсем не уверен.
— Кто, по-твоему, возместит наши убытки, Мэттью?
— Какие убытки?
— Те убытки, которые терпит наша фирма, пока ты носишься по всему городу, работая не покладая рук на Уиллоби. Убытки от потери твоего времени, Мэттью, убытки, которые мы уже понесли, так как тебя не было в конторе весь день. Ты же летал в Майами, а телефоны трещали без умолку. Как говорил Авраам Линкольн: «Время адвоката и его советы — вот его акции». Наше время — вот чем мы торгуем здесь, в компании «Саммервилл и Хоуп», Мэттью, твое и мое время, — именно за это нам платят. Теперь, если можно, объясни мне, какой цифры приблизительно достигнут наши убытки, если ты, как одержимый…
— Я не одержимый, Фрэнк.
— Тогда как можно назвать твое состояние?
— Послушай, — сказал я, — у меня нет настроения обсуждать дальше этот вопрос, договорились? Если это тебя так сильно волнует, я откажусь от своей доли дохода, сколько бы времени у меня ни заняло…
— И это не одержимость, а?
— Что бы это ни было, черт побери, не будем больше говорить на эту тему, ладно?
— Чудесненько, все в порядке, — сказал Фрэнк, — еду домой. Удостоишь ли ты нас своим присутствием завтра утром или неотложные дела зовут тебя в дальнюю дорогу?
— Буду на месте, — ответил я.
— Польщен. Если у тебя найдется свободная минутка, может, разберешься в той груде записок, которую Синтия положила на твой стол. До встречи, Мэттью, — попрощался он и ушел.
А я, оставшись в его кабинете в одиночестве, размышлял о том, что за все годы нашей совместной практики у нас ни разу до этой минуты не возникало с Фрэнком разногласий по серьезным вопросам. Я отправился к себе, где нашел на столе обещанную мне груду посланий и поручений, оставленных Синтией. Вытащил из-под стола свой портфель и бесцеремонно сгреб в него все записочки. Подождут, пока доберусь до дома; утро вечера мудренее. Но одно обстоятельство необходимо выяснить немедленно.
В одном из шкафов нашей уютной приемной, где сидела Синтия, я откопал нужное мне дело и унес в свой кабинет. Уже стемнело. Зажег настольную лампу и достал из нижнего ящика стола бутылку виски, которую держал там про запас для тех клиентов, которые приходили в слишком сильное волнение, изливая мне душу. Как правило, я и капли в рот не брал в адвокатской конторе «Саммервилл и Хоуп». Мне приятнее заниматься этим на свободе, не торопясь, но и в этих случаях не позволяю себе лишнего, хотя моя бывшая супруга Сьюзен, стоило мне выпить рюмку, начинала ныть, что мое увлечение «Бифитером» превращает меня в человека «опустившегося, замшелого и неустойчивого» (это ее точные слова). Но даже относясь со всем возможным уважением к ее приговору, следует отметить, что на самом деле не «Бифитер», а сама Сьюзен действовала на меня так, что я превращался в человека «опустившегося, замшелого и неустойчивого». Извлек из нижнего ящика стаканчик — у Синтии они всегда под рукой на случай очередной истерики — и плеснул в него на два пальца виски, а затем раскрыл папку с делом о разводе Салли Оуэн.
Она обратилась к нам в октябре прошлого года; в своем заявлении писала, что ее муж, Эндрю Н. Оуэн (еще одно «Н», подумал я: что же на этот раз крылось за ним — Николас, Норрис, Ньютон, Натаниэль?), бросил ее и переехал к женщине по имени Китти Рейнольдс, которая проживала в то время на острове Люси, в квартире, расположенной над принадлежавшим ей магазинчиком предметов женского туалета. Магазинчик входил в комплекс дорогих магазинов острова Люси. О белой женщине, которая увела мужа Салли, было сказано, что она блондинка и ей 35 лет.
Я закрыл папку.
Внезапно меня охватила страшная усталость.
Глава 6