— Здравствуйте, миссис Харпер, — поздоровался я.
— Мистер Хоуп, — приветствовала она меня коротким кивком.
— Я пытался дозвониться до вас, — начал я, — но…
— Отключила телефон. Репортеры житья не дают.
— Надеюсь, у вас найдется для меня минутка.
— Просто все, как один, хотят, чтобы я уделила им минутку. Привыкла к тому, что весь день напролет никого не вижу, а теперь и дверь не закрывается: все ходят.
— Это касается вашего сына, — объяснил я.
— Все так говорят.
— Вы ведь знаете, что он сбежал из тюрьмы в прошлый четверг?
— Так.
— И знаете, что убили еще одну женщину, ее звали Салли Оуэн.
— Да, и это знаю.
— Когда в прошлый четверг ваш сын приезжал повидаться с вами…
— Уж им так хотелось, чтобы он приехал, — сказала миссис Харпер.
Я уставился на нее.
— Джордж додумался бы, что сюда заявятся в первую очередь. Так и вышло, сразу явились. Полицейские из Майами дежурили тут всю ночь напролет, все расспрашивали меня, не знаю ли, где мой мальчик. Сказала им, что мой сын в тюрьме. Так расположились у моих дверей, все ждали, что он явится и тогда отведут его в полицейский участок. Скажу честно, мистер Хоуп, мне хотелось бы, чтобы он сам пришел. Удрал из тюрьмы, будто виноват в чем. Ведь только себе хуже сделал, разве не так?
— Джордж сказал, что приезжал сюда повидаться с вами.
— Нет, не было его.
— Он сказал, что у него к вам какое-то личное дело.
— И придумать не могу, какие такие у него со мной личные дела. И почему сказал, что был у меня, когда его здесь не было.
Я прилетел в Майами, надеясь, что миссис Харпер сможет рассказать, о чем они с сыном разговаривали на прошлой неделе; надеясь, что, может быть, Джордж открыл ей то, что отказывался рассказать мне; надеясь, что хоть ей доверил свою тайну, поведал, что же такое обнаружил. Мои замечательные японские часы показывали 5.12. У меня ушло ровно два с половиной часа от дверей до дверей, чтобы добраться до миссис Харпер, и мне предстояло затратить еще два с половиной часа — это еще если повезет — на обратную дорогу. Не было никакой надежды успеть к половине шестого в аэропорт, чтобы попасть на рейс «Сануинга», тогда я прибыл бы в Калузу к семи часам. Самолет Восточной авиакомпании вылетал в 6.10, пересадка в Тампе, в Калузу попаду в 8.15. Я стоял в нерешительности, не зная, что выбрать: попытаться ли улететь этим рейсом или лучше пообедать здесь, в аэропорту, а потом вылететь последним рейсом «Сануинга» в 7.30. И тут миссис Харпер — подумать только! — сказала:
— Может, Джордж приезжал повидаться с Ллойдом? Может, решил спрятаться у Ллойда?
Такси, которое я заказал из телефонной будки на углу, доставило меня к парадной двери дома Дэвиса за пять минут. Было около половины шестого, когда я направился по дорожке, по обеим сторонам которой в беспорядке валялся всякий хлам, к дому Дэвиса. Солнце почти зашло, тени удлинились. Из дома доносились звуки музыки: незамысловатая мелодия песенки Билли Холидея. Я постучал в забранную сеткой дверь. Никакого ответа. Постучал еще раз.
— Да?
Женский голос.
— Миссис Дэвис, — позвал я.
— Да?
— Это Мэттью Хоуп. Можно войти?
— Конечно. Проходите, — крикнула она.
Я открыл дверь и вошел в дом.
Миссис Дэвис сидела в гостиной, последние лучи заходящего солнца, с трудом пробивавшиеся в окно, едва освещали комнату и женщину, развалившуюся в обшарпанном мягком кресле, — должно быть, чудом уцелевшей реликвии из гаража ее мужа. Женщина одета в японское кимоно, расшитое цветами и перехваченное в талии ярко-красным плетеным поясом. Она не повернула головы, когда я вошел в комнату, дверь с сеткой с шумом захлопнулась за моей спиной. Женщина не отрываясь смотрела на проигрыватель, где крутилась пластинка Билли Холидея, как бы пытаясь глазами уловить каждый звук.
На краю стола, рядом с креслом, лежали разорванный пергаминовый пакетик и ложка с почерневшим углублением. На полу валялся шприц для подкожных инъекций. Пластинка закончилась. В комнате раздавалось только шуршание крутившегося вхолостую диска. Казалось, мое присутствие встревожило женщину. Обернувшись, она посмотрела на меня.
Кожа ее по цвету напоминала нерафинированный сахар: такой оттенок возник в результате смешения рас во многих предшествовавших поколениях. Карие, с влажным блеском, как черная патока, глаза глубоко запали. Высокие скулы, патрицианский нос и большой, благородно очерченный рот свидетельствовали о том, что когда-то она была красива, но бесформенное тело, покоившееся в мягком кресле, казалось болезненно-хрупким, а внимательно изучавшие меня глаза были мертвы.
— Привет, — произнесла она.
Стало почти темно, в комнате сгустились сумерки. Женщина даже пальцем не пошевелила, чтобы зажечь настольную лампу. Единственный звук, раздававшийся в комнате, был скрип иголки по заигранной пластинке.
— Ищу вашего мужа, — сказал я.
— Его здесь нет, — ответила она.
— Не знаете, где его найти?
— Нет.
— Миссис Дэвис…
— Пожалуйста, снимите пластинку, — попросила она, с трудом подняв руку и вяло указав пальцем на проигрыватель. Я прошел через комнату и выключил проигрыватель.
— Как вас зовут? — спросила она.
— Мэттью Хоуп.
— Ах да, Хоуп.
— Заходил к вам на прошлой неделе…
— Да, да, Хоуп, — повторила она.
— С вами все в порядке?
— Прекрасно себя чувствую, — ответила она.
— Не знаете, когда вернется муж?
— Не могу сказать. Понимаете, он то приходит, то уходит.
— Когда ушел?
— Не знаю. То приходит, то уходит, — повторила она.
— Знаете, куда ушел?
— В армию скорее всего.
— В армию? Что вы хотите сказать?
— Понимаете, он ведь резервист. То и дело уезжает куда-то с резервистами, кому только это интересно? — сказала она, раздраженно махнув рукой, как бы давая понять, что ей и одной хорошо, но рука тут же безвольно упала на стол. — Сделайте мне одолжение, а?
— Конечно.
— Это уж очень сильная дрянь, приятель.
— Что вам нужно?
— Какая-то сильная дрянь. Немало стоит, но зато, приятель, полный кайф. Окажите услугу.
— Конечно.
Она кивнула, а потом, так и не успев сказать, какой же именно услуги ждет от меня, закрыла глаза, опустив голову на грудь, и унеслась в более высокие и разреженные слои атмосферы, чем те, где летали самолеты компании «Сануинг». Я посмотрел на нее. Дыхание неглубокое, но ровное. В комнате стало совсем темно, я с трудом различал во мраке ее силуэт. Включил настольную лампу, и в этот момент зазвонил телефон.
Я вздрогнул, резко обернувшись, будто у меня под ухом раздался выстрел. Звонок доносился из другой комнаты, видневшейся в распахнутую дверь, — очевидно, из кухни: в свете, падавшем из гостиной, смутно вырисовывались лишь раковина и холодильник. Телефон не умолкал.
— Все в порядке, — пробормотала женщина у меня за спиной. Телефон надрывался в тишине дома.
— Все в порядке, все в полном порядке, — повторила женщина и, сбросив оцепенение, безуспешно попыталась подняться, но тут же снова расслабленно опустилась в кресло. — Ух, — прошептала она, — вот это кайф.
Телефон снова зазвонил, потом наконец умолк.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно сказала она, посмотрев на меня с таким видом, будто только сейчас обнаружила мое присутствие. Она безвольно развалилась в кресле, свесив руки и вытянув ноги; полы кимоно распахнулись, обнажив бедра со следами уколов.
— Эй, окажите мне услугу, ладно? — попросила она. — Дайте стакан воды. Помираю просто от жажды.
Я вышел в кухню, нашел в сушилке чистый стакан, налил воды и вернулся. Она залпом осушила стакан, потянулась, чтобы поставить его на стол, но, так и не дотянувшись до стола, выпустила из рук. Я не успел подхватить стакан, он упал и разбился.