"Это мы, Альфред. Это мы! Я убегаю из дома, потому что мне нужно быть собой, а ты, напуганный своим "монстром", боишься, что становишься зверем. Но это не так. Может, зверь там внутри, но это не ты. Ты контролируешь его, и этот зверь позволил тебе спасти мою жизнь. И ты пришел за мной не потому, что тебе нужен был предлог для убийства других людей. Ты пришел за мной, потому что ты хороший, заботливый, порядочный, благородный человек. Я знаю это - я это вижу - и ты знаешь, что я знаю. Ты знаешь это, Альфред, и ты слишком долго был наедине со зверем. Поверь мне. О, поверь мне, любовь моя."
* * *
Альфред Харрингтон смотрел в эти сияющие, наполненные слезами глаза, чувствуя ее полную уверенность, ее абсолютную веру, и что-то обрушилось внутри него, когда она назвала его "моя любовь". То, за что он так долго цеплялся, просто превратилось в дым в его руках, когда он понял, что она права. Она была права. Монстр - зверь - был его частью, как и она, и он мог отвернуться от экзальтации Ангела Смерти и найти в ней серебряную пулю для монстра. Не как своего рода талисман, не какое-то магическое заклинание, но как единственного человека во всей вселенной, который действительно знал его, кем и чем он был... и не был.
Он протянул левую руку, которая никогда не дрожала в бою на Клематисе или здесь, на Беовульфе, и его пальцы дрожали, когда он нежно коснулся ее лица и наклонился к ней.
"Я верю, Алли," - прошептал он. "Верю."
И их губы наконец встретились.