"Но вы в самом деле хотите научиться восстанавливать превратившиеся в желе, бесполезные ткани, которые оставляют бластеры после себя, не так ли?" - с вызовом сказала она.
Он посмотрел ей в глаза, снова увидел за собой город Надежду, услышал крики, увидел, как падают тела, почувствовал запах дыма. Пенелопа Муо-чи принимала очень мало абитуриентов в качестве своих личных учеников и еще меньше в качестве ассистентов. То, что он зашел так далеко, говорит о многом и, возможно, он обязан этой ленте на груди больше, чем он хотел признать, но она не будет тратить одно из этих мест на кого-то, кто искренне думает, что мог бы найти способ восстановить ту "превратившуюся в желе" ткань, которую она только что описала. Он знал это, но не мог врать, и за вызовом, который она только что бросила ему, что-то было. Что-то, что не было банально, что не отклоняло его заявку... пока, по крайней мере. И поэтому он спокойно встретил ее взгляд через стол и кивнул.
"Да, доктор," - сказал он. "Хочу."
Она посмотрела на него еще мгновение, затем позволила спинке своего кресла вернуться в вертикальное положение, положила руки на стол и резко кивнула.
"Хорошо," - мягко сказала она. "Очень хорошо, лейтенант Харрингтон." Его удивление, должно быть, было заметно, потому что она улыбнулась. Улыбка была медленной, но теплой, и он обнаружил, что улыбается в ответ. "Вы, наверное, псих, лейтенант," - сказала она ему, "но медицине нужны психи. И для этого нужны мечты... и психи, которые не откажутся от них. Я провела небольшое собственное исследование за последнее десятилетие, и случилось так, что часть его напрямую связана с повреждениями, сделанными бластером. У меня нет никакого волшебного метода лечения или каких-либо прорывных результатов, но я добилась определенного прогресса, и если это то, что вас действительно интересует, я думаю, что у меня есть место ассистента, предназначенное для вас."
* * *
"Похоже, твой друг лейтенант Харрингтон не так прост, как кажется на первый взгляд, Франц," - сказала Аллисон с более чем легким оттенком тихой злости. Мантикорец посмотрел на нее, и она улыбнулась. "Ты не слышал? Доктор Муо-чи выбрала его в качестве одного из своих научных ассистентов."
Лицо Илиеску застыло. Он начал что-то отвечать - что-то короткое и резкое, как она подозревала - но остановился. Вместо этого он глубоко вдохнул и пожал плечами.
"Доктор Муо-чи имеет право выбирать, кого захочет," - сказал он. "Возможно, ты права - он может быть не так прост, как я думаю. Я, конечно, не собираюсь обвинять доктора Муо-чи в том, что она выбрала кого-то в качестве ассистента, не считая его подходящим! Однако это не меняет моего мнения о системах квот. Это не значит, что он вообще заслужил право попасть сюда, и это не значит, что он не помешал кому-то, кто этого заслужил. Что до меня," - он снова пожал плечами, "- я счастлив, что мы будем работать в разных областях. УИЗ достаточно большой, и мне не придется с ним сталкиваться, если только мне просто не повезет."
"В этом ты прав," - ответила она. "Университет достаточно большой, чтобы избегать людей, которые тебя раздражают. О боже! Посмотри на время! Я опоздаю на занятия, если не поспешу."
Она повернулась и пошла прочь, размышляя, что она нашла во Франце Илиеску, когда он впервые приехал в университетский городок. Тогда он казался достаточно представительным и по-своему очаровательным. Он явно считал себя дамским угодником, но был готов принять отрицательный ответ с удивительной грацией, когда его интерес не был взаимным. И, честно говоря, он был хорошо осведомлен, имел хороший музыкальный вкус, а также был приятным партнером в постели.
Но, при всех этих несомненных плюсах, он был натурой с острыми гранями. Из тех, что в конечном итоге оставляют после себя кровоточащие отношения. Не то чтобы он не был очень хорошим студентом, который когда-нибудь станет очень хорошим врачом... во всяком случае, как техник. Она не понимала, почему он выбрал акушерство, учитывая то, что она знала о нем до сих пор, но он определенно был достаточно умен, если смог выйти за пределы этих предубеждений и своей колючей личности.
Она сама почти выбрала акушерство, но в конце концов решила, что этот предмет слишком узок. Замечательный предмет, да, но более ограниченный, чем то, что она хотела сделать со своей жизнью. Несмотря на то, что это была семейная специализация на протяжении нескольких поколений, она вместо этого выбрала генную терапию и хирургию, Иногда она подозревала, что именно потому она была склонна противостоять этому, потому что знала, что у нее от природы есть бунтарская черта. Фактически, она была около километра в ширину, и это превратило ее в то, с чем столкнулась семья, когда ее двоюродная бабушка Жаклин бросила колледж, сменила имя и эмигрировала на Старую Землю. На самом деле она не хотела быть "сложной", как обычно говорила ее мать, но и не собиралась просто подчиняться традициям и ожиданиям других людей. Если уж на то пошло, это была ее жизнь. Она должна была решить, что ей делать с ней, одобряет ли это остальная часть Беовульфа или нет. И кроме того, было так скучно, так ограниченно позволять втиснуть себя в чью-то роль только потому, что этого ожидали от кого-то из ее семьи. Фактически, она почти последовала примеру брата и полностью бросила медицину. Сейчас это привело бы к тому, что ее родители перенесли бы старомодный приступ апоплексии!