Анна Ильинична Синилкина — человек, мобилизованный партией и всю жизнь отдавший фигурному катанию, знала в нем абсолютно всех и абсолютно все. Она входила на стадион, и было видно, что пришла хозяйка. Я это состояние сама очень люблю, мне самой нравится, когда в большом деле есть хозяин. Начальница она была, как принято сейчас говорить, крутая, к ней по-разному относились, но в общем все равно ее любили. Тамара Москвина и мне с искренней грустью говорила: «Ты Анну похоронила, а я не смогла приехать, я не успела с ней попрощаться». Я хожу к папе на Ваганьковское кладбище и всегда навещаю ее, кладу на могилу цветы, я ее не забываю, я с ней прожила длинный отрезок жизни, больше, чем с любым из своих спортсменов.
Анна — одинокий человек, своей семьи у нее не сложилось, но были племянники, брат и сестра Лина. Жила Анна только ими и их заботами, всех постаралась выучить, всем старалась помогать. Сама же довольствовалась малым, единственное, что она себе позволяла, — обязательно к чемпионату мира шила себе новый костюм, а иногда и пальто, в каком-то специальном ателье, не знаю, то ли при Совмине, то ли еще где-то, куда она была вхожа. Пальто всегда было отделано широкой шелковой строчкой. Они все выходили похожими одно на другое. Когда она стала старенькой и перестала ездить с нами на турниры, мы привозили ей удобную обувь, чтобы ей было нетрудно ходить. Она одевалась по моде партийных дам, очень опрятно, всегда в светлой кофточке под пиджаком, всегда аккуратно причесанная, с прекрасными вьющимися седыми волосами. Никогда не красилась, но за прической следила и если сама не ездила за рубеж, мы ей привозили специальный ополаскиватель для седых волос, и они у нее становились серебристо-голубыми. Обязательно в меховой шапке, а пальто только с норковым воротником. Пальто или серое, или бежевое, а может, и коричневое, но норка всегда была в тон.
Потом она стала, как и мы, одеваться в «дутые» куртки, потому что они не тяжелые, а нам всем с годами хочется носить что-нибудь полегче. Жили мы трудно, хотя сейчас это время принято идеализировать, а работали, как проклятые. За пару, а то и один свободный день во время чемпионата мира или Европы полагалось найти подешевле и купить как можно больше всего, от обуви до полотенец. Си-нилкина сама в магазины ходить не любила: «Таня, купи мне что-нибудь». Но каждый раз полагалось что-нибудь купить не только Анне Ильиничне, а всем ее родственникам, друзьям и даже знакомым. У нас же тогда ничего путного и днем с огнем не найдешь.
У Анны были любимцы, она обожала Роднину и с трудом старалась относиться ко всем объективно. Нас, тренеров, она мирила, пытаясь находить с каждым общий язык, даже если мы, мягко говоря, состояли в сложных отношениях. Я дольше и чаще у нее бывала, потому что связалась с театром, но и прежде мне казалось, что она почему-то меня выделяла и жалела больше других. Может, оттого, что за границей ей приходилось нелегко, я там за ней ухаживала, ведь в 70-е годы, в самый расцвет своей карьеры, она уже была довольно пожилым человеком. Но мы ее немилосердно разыгрывали. «Тань, что это тут светится — массаж?» а это «мессидж» высвечивается на телефоне, «сообщение» по-английски. Я ей: «Анна Ильинична, всех руководителей делегаций сегодня приглашают делать массаж. У вас вот загорелась на телефоне красная лампочка, значит, пора отправляться». Она: «Я не пойду». Я: «И правильно, какого черта идти. Но надо, чтобы переводчица позвонила и отказалась, а то вас будут ждать».
Как же она старалась в то дурное время, когда мы получали тридцать процентов суточных, а это составляло пять долларов в день, нас поддержать. Мы просили: делегацию не кормить, а отдать нам стопроцентно суточные, что уже равнялось аж пятнадцати долларам! Но суточные за шесть дней — большие деньги, почти сто долларов! Она выдавала нам эти деньги, хотя и нарушала инструкцию, следовательно, ставила под удар и свои поездки. Никогда не жалела свои представительские, как член международной федерации она имела талоны на еду в ресторане стадиона и старалась нас подкормить.
К ней в кабинет народ шел постоянно — 24 часа в сутки. Но зато там можно было поспать, можно было поесть, слазив к ней в холодильник. А можно было чайку попить, в холодильнике всегда стояло варенье, сваренное для нее сестрой Линой на сахарине, мазали его на диабетический хлеб.
Большое спасибо Анне за то, что она была с нами, светлая ей память. Ее любили самые разные люди. Она считалась у американцев большим боссом. К ней первой во Дворец приехал в 50-х «Холидей он айс» в то время, когда американцы вообще в СССР не приезжали. Может, поэтому они ее всегда торжественно у себя принимали, за ней присылали машины, и ее любимой зарубежной страной была Америка. Она руководила самой сильной сборной фигуристов в мире, она была директором большого Дворца, она влияла не только на «фигурку», но и на хоккей тоже, строгая седая комсомолка, добрая русская душа — Анна Ильинична Синилкина.