— Госпожа графиня, позвольте представить: мадемуазель Белль из Шато де ля Бет [Франц. Chateau de la Bete — «убежище зверя»], — выпрямившись, произнес он. — Мадемуазель, графиня Терр де Мор.
— Для меня честь познакомиться с вами, графиня. — Белль присела в реверансе.
Тысяча вопросов крутилась у нее на языке, но она чувствовала, что пока не время и не место их задавать. Графиня окинула Белль проницательным взглядом.
— Это честь и для меня, мадемуазель. Я счастлива, что вы присоединились к нам. Нам нужно о многом поговорить…
Заигравшая музыка прервала ее. По первым нотам Белль узнала знаменитый испанский танец пассакалию.
— О, мой любимый танец! — воскликнула графиня. — Для начала потанцуем, моя девочка, а поговорим позже, когда обе устанем!
Словно по команде, рядом возник высокий мужчина с орденами на груди. Он поклонился графине и повел ее в центр зала. Анри, следуя его примеру, протянул Белль руку, но она колебалась. От нереальности происходящего у нее закружилась голова. Анри ободряюще улыбнулся.
— Не ты ли всегда твердишь, что хочешь вырваться из своей провинциальной жизни? Не каждый день можно оказаться внутри захватывающей истории. Пользуйся моментом, Белль.
Танцующие пары выстроились в два ряда напротив друг друга. Щеки гостей горели. Музыка заиграла громче и быстрее, и Белль, не выдержав, поддалась всеобщему веселью. Следующие несколько минут напомнили ей гонку на дикой лошади сквозь чащобу леса. Прикосновение рук, кружение тел, стук каблуков по паркету — все это действовало опьяняюще. Сердце Белль билось в такт с музыкой. Она почувствовала необычайную легкость и свободу. Когда танец закончился, Анри отвел запыхавшуюся Белль в уголок. Там они столкнулись с известным лондонским актером.
— Эдвард и его труппа ставят в Париже «Гамлета», — объяснил он, когда представлял его Белль.
— Правда? — взволнованно спросила она. — Я бы с удовольствием посмотрела. По — моему, это лучшая пьеса Шекспира. Лучше «Макбета» и «Отелло».
— Интересно, что столь хорошенькая девушка знает из Шекспира? — Эдвард снисходительно посмотрел на нее. — Дайте — ка угадаю. «Быть или не быть: вот в чем вопрос», верно?
Белль покоробила его грубость. В ее родном Вилльнёве встречались подобные позеры, так что она знала, как обращаться с ними. Мило улыбаясь, она вдруг громко произнесла:
— Кто здесь?
— Простите? — заморгал Эдвард.
Белль вскинула голову.
— Неужели вы не узнали начало первого акта, месье? — с вызовом спросила она. — Почему бы вам не продолжить? Предлагаю читать по строчке до тех пор, пока кто — нибудь из нас не собьется.
Волнение прокатилось по окружившей их вмиг толпе. «Пари! Словесная дуэль!» — зашептались дамы.
— Глупости! — презрительно бросил Эдвард. — Я лучший специалист по Шекспиру, знаменитый актер. Вы опозоритесь!
В глазах Анри запрыгали чертенята.
— Идем, Белль, — вкрадчиво произнес он. — Похоже, месье Эдвард боится.
Тот фыркнул.
— Это абсурд! — Он повернулся к Белль. — Что ж, мадемуазель, когда вы проиграете и будете всхлипывать в свой платочек, не говорите, что я вас не предупреждал.
— Не скажу, обещаю.
Эдвард глубоко вздохнул, театрально приложил пальцы к вискам и продолжил низким голосом:
— Нет, сам ответь мне; стой и объявись! [Уильям Шекспир «Гамлет, принц датский» (перевод М. Лозинского)]
— Король да здравствует! — ухмыльнулась Белль.
— Бернардо?
— Он.
— Вы в самое пожаловали время.
— Двенадцать бьет; иди ложись, Франсиско.
Белль отвечала без промедления. Самоуверенность Эдварда испарилась, сменившись беспокойством. Реплики следовали одна за другой, быстрые и точные, как стрелы метких лучников. Толпа сгрудилась вокруг них, с восхищением слушая, как Эдвард и Белль без запинки переходили от одной строчки к другой, от одного героя к другому.
Вторая сцена сменила первую. Пот выступил на лбу Эдварда. Щеки Белль раскраснелись, а улыбка стала еще шире. «Гамлет» был любимой пьесой падре Робера. Сколько раз бесконечными зимними вечерами или хмурым дождливым утром они читали ее вслух! Иной раз падре Робер был Гамлетом, размахивая метлой вместо меча. В другой раз он изображал Гертруду с кухонным полотенцем на голове. Белль могла в один день быть Офелией, в другой — Лаэртом. Разбуди ее ночью, она бы с легкостью процитировала любой отрывок.
Они перешли к третьей сцене. Эдвард начал монолог Лаэрта, в котором тот поучает Офелию, и запнулся. Белль подхватила строчку, закончила монолог и присела в реверансе. Гости разразились аплодисментами.