Он посмотрел на Люмьера:
— Думаешь, когда — нибудь мы с ней станем друзьями? Смягчится ли она ко мне?
Люмьер потупился.
— Что ж, сегодня вы являли собой презабавное зрелище, — наконец выдавил он, имея в виду, что любой — нравится ему Чудовище или нет — посмеялся бы над представлением в библиотеке.
— Весьма тактичный способ сказать, что не станем, — с упавшим сердцем произнес Чудовище.
— Мессир, такие вещи не случаются по мановению пальца. Должно пройти время…
— А его — то у нас не так много, — вздохнул Чудовище, глядя на розу.
Несколько свечей не могли разогнать темноту в кабинете, и в их дрожащем свете цветок выглядел еще более хрупким, чем обычно.
— Очень мало, — согласился Люмьер.
Он изо всех сил пытался выдавить улыбку, и Чудовище вдруг понял, что заклятие все больше отдаляет Люмьера от человеческого образа. Раньше в позолоченном канделябре гораздо отчетливее просвечивали черты прежнего Люмьера, особенно когда он улыбался. Но постепенно его движения стали неловкими, механическими, и огоньки свечей уже еле теплились. Чудовище редко признавался в том, что очень беспокоился за Люмьера и остальных слуг. Он видел, как они превращаются в неподвижные предметы, становясь по — своему пленниками, как и Белль. И в этом тоже была его вина. Он, и никто иной, навлек проклятие на свою голову, на своих слуг, на свой замок. И только он должен все исправить — если сможет. Как же глубоко он раскаивался в том, что сделал! Он вспоминал нищенку, что постучалась в ворота замка во время веселого бала, вспоминал, как посмеялся над ней, когда она предложила ему розу в обмен на ночлег.
Чудовище смотрел сейчас на ту самую розу, ронявшую лепестки под стеклянным колпаком. Волшебница оставила ее, заявив, что заклятие будет снято, когда Чудовище встретит настоящую любовь и она будет взаимной, но только до того, как упадет последний лепесток. Если же этого не произойдет, он навсегда останется заколдованным, а те, кто волею судьбы обречены страдать вместе с ним, умрут. Уже много лепестков лежало на столе, но несколько еще держалось.
— Вы думаете, Белль узнает, как можно снять заклятие? — спросил Люмьер, следя за взглядом Чудовища. — Пока она не догадывается, а мы не можем ей рассказать. Волшебница наложила на нас запрет. — Люмьер вздохнул. — Мы бы и рады открыться ей. Так было бы намного легче.
Чудовище осторожно прикоснулся к стеклянному колпаку.
— Но что бы тогда поменялось? — глухим голосом спросил он. — Взгляни на меня. Белль такого никогда не полюбит. Она лишь испытывает ко мне жалость.
— Позвольте не согласиться, мессир. Любовь… — вздохнул он. — Настоящая любовь видит сердцем, а не глазами!
— Откуда ты это знаешь? — Чудовище скептически усмехнулся.
— Потому что я влюблен в женщину, а она выглядит как перьевая метелка для смахивания пыли! Вот откуда…
— Не понимаю.
— Да, не понимаете. Но надеюсь, однажды поймете. Вы заслуживаете этого. Каждый заслуживает.
— Ты считаешь, каждый заслуживает того, чтобы влюбиться в метелку?
Люмьер фыркнул от смеха.
— Покажите Белль, какой вы есть на самом деле, мессир, — сказал он. — Покажите ей свое сердце.
С этими словами он тихонько удалился. Оставшись один, Чудовище вернулся за стол. Разговор всколыхнул в нем целую бурю чувств. Он бы с радостью понес наказание один, если бы волшебница освободила обитателей замка от своих чар. А отпустить Белль значило бы разрушить все их надежды на возвращение к нормальной жизни. Когда-то давно, еще в самом начале своего звериного существования, Чудовище жалел себя и оплакивал то, что потерял. Сейчас он жалел других. Его слуги не были заносчивыми и жестокими, и все — таки они понесли незаслуженную кару. А Чип, крошка Чип? Он же еще ребенок! Неужели его жизнь оборвется, едва начавшись?
Чудовище застонал. Снова и снова его взгляд возвращался к розе. Ее призрачная красота сияла в темноте, и он приблизился к ней, пытаясь что — то найти в этом сиянии. Может быть, чуточку покоя. Прощения. Надежды.
Еще один лепесток слетел.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— Ой! — вскрикнула Белль, схватившись за лапу Чудовища.
Прямо перед ними из заснеженного куста, шумно захлопав крыльями, выпорхнула пестрая птица.
— Это всего лишь куропатка, — сказал Чудовище, улыбаясь.
Он сжал ее руку, и она быстро отняла ее, немного устыдившись своего испуга.
— На моих землях тебе нечего бояться. По крайней мере днем, когда волки не высовываются из леса.
Белль вспомнила, как Чудовище в одиночку расправился с целой стаей волков, и подумала, что с ним она будет в безопасности — всегда и везде. Зимнюю прогулку предложил Чудовище. После завтрака он зашел к Белль, заявил, что ему нужно немного размяться, и спросил ее, не желает ли она составить ему компанию и прогуляться до озера. Белль тут же согласилась.