«О, пожалуйста, только не это. Только не сейчас».
Старуха повертела веер в руках, разглядывая яркий, черный с золотом, китайский узор на лазурном фоне. Затем одним хлопком сложила и вытянула перед собой, словно жезл.
– Вы могли бы хоть немного смягчить духоту.
Грейс не двинулась с места. Ее скрытый бунт длился одно лишь короткое мгновение, не дольше секунды, – это был единственно возможный способ выразить свое возмущение. Грейс не смела отказать герцогине, как не смела обнаружить охватившее ее отвращение. Но она могла себе позволить выдержать паузу. Паузу достаточно длинную, чтобы герцогиня недоуменно нахмурилась. А затем, разумеется, Грейс взяла в руки веер.
– Я нахожу воздух в комнате довольно свежим, – заметила она, заняв место рядом с герцогиней.
– Это потому, что вы разгоняете его веером.
Грейс вгляделась в сморщенное лицо старухи. Прожитые годы оставили на коже линии и борозды, часть морщин говорила о преклонном возрасте. Но только не жесткие складки в углах губ, придававшие лицу герцогини вечно недовольное, угрюмое выражение. Что же случилось с этой женщиной? Откуда эта горькая гримаса? Возможно, смерть детей ожесточила ее? Или утраченная молодость? А может, герцогиня родилась с этой кислой, брюзгливой миной?
– Что вы думаете о моем новом внуке? – буркнула вдруг старуха.
Грейс на мгновение оцепенела, однако быстро овладела собой и продолжила обмахивать герцогиню веером.
– Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы составить какое-то мнение, – осторожно ответила она.
– Глупости, – бросила герцогиня, глядя прямо перед собой. – Первое впечатление самое верное. Вам это отлично известно. А иначе что бы вам помешало выйти замуж за этого омерзительного коротышку, вашего кузена?
Грейс подумала о Майлсе, прочно обосновавшемся в доме ее родителей. Приходилось признать, что герцогиня зачастую высказывает вполне здравые суждения.
– Вам наверняка есть что сказать, мисс Эверсли.
Веер трижды поднялся и опустился, прежде чем Грейс решилась заговорить.
– Кажется, у него редкое чувство юмора и непотопляемое жизнелюбие.
– Непотопляемое, – повторила герцогиня медленно, будто пробуя слово на вкус. – Вполне подходящее определение. Никогда не задумывалась над этим, но сказано верно. – В устах герцогини это прозвучало почти как похвала. – Мальчик во всем похож на отца.
Грейс переложила веер из одной руки в другую, пробормотав:
– Вот как?
– О да. Хотя если бы его отец обладал этой самой… непотопляемостью в большей мере, нам не пришлось бы сейчас расхлебывать последствия, не так ли?
Грейс поперхнулась от неожиданности.
– Простите, мадам. Мне следовало более тщательно подбирать слова.
Герцогиня не потрудилась принять извинения.
– Он такой же ветреный и легкомысленный, как отец. Мой Джон вообще не способен был сохранять серьезность. Так и сыпал колкостями. Язык у него был острый как бритва.
– Я бы не сказала, что мистер Одли отличается язвительностью, – заметила Грейс. – Его шутки скорее забавны.
– Его имя не Одли, и, разумеется, его остроты разят наповал, – презрительно фыркнула герцогиня. – Вы слишком очарованы им, чтобы это заметить.
– Я вовсе не очарована, – запротестовала Грейс.
– Очарованы, не спорьте. Мой внук способен вскружить голову любой девице. Он настоящий красавец. Если не считать цвета глаз.
– На самом деле, – заговорила Грейс, – мне просто немного не по себе. День выдался на редкость утомительный. Да и ночь тоже.
Герцогиня нетерпеливо дернула плечом.
– Об остроумии моего сына ходили легенды, – заявила она, возвращая разговор к интересующей ее теме. – Не сомневаюсь, вы не уловили бы его тонкой иронии, но только потому, что он был слишком умен. Лишь человек блистательного ума способен нанести оскорбление так, чтобы униженный этого даже не заметил.
Грейс не находила в этом ничего забавного.
– Тогда какой же смысл это делать?
Старуха недоуменно заморгала.
– Что делать?
– Оскорблять. – Грейс снова сменила руку и, продолжая махать веером, тряхнула свободной кистью, чтобы разогнать кровь в онемевших пальцах. – Я хотела сказать, – поправилась она, хорошо понимая, что герцогиня только и ждет повода съязвить. – Какой смысл оскорблять кого-то и при этом стараться, чтобы он этого не заметил?
Герцогиня раздраженно закатила глаза.
– Подобные вещи питают самолюбие, мисс Эверсли. Впрочем, я и не ожидала, что вы поймете.
– Нет, – тихо отозвалась Грейс. – Я не понимаю.
– Вы не представляете, что значит остро чувствовать свое превосходство. – Герцогиня поджала губы и, слегка вытянув шею, покачала головой. – Откуда вам знать. – Презрительная фраза, брошенная герцогиней, звучала оскорбительно, только почтенная вдова, похоже, этого не понимала. Была в этом некая горькая ирония. – Мы живем в интересное время, мисс Эверсли, – изрекла старуха.
Грейс молча кивнула, повернув голову так, чтобы герцогиня, если бы ей вдруг вздумалось бросить взгляд в сторону компаньонки, не заметила ее слез. Родители Грейс всегда мечтали посмотреть мир, и хотя их скудных средств не хватало на путешествия, в доме Эверсли хранилось множество географических карт и книг о дальних странах. Отчетливо, будто это случилось вчера, Грейс вспомнила, как сидела как-то вечером с родителями у очага – все трое увлеченно читали, каждый свое, как вдруг отец оторвался от книги и воскликнул: «Ну разве это не удивительно? Оказывается, в Китае, если хотят кого-то оскорбить, говорят: "Чтоб ты жил в интересное время"».
Грейс украдкой сморгнула слезы, не зная, плакать или смеяться.
– Довольно, мисс Эверсли, – внезапно приказала герцогиня. – Мне уже не так душно.
Сложив веер, Грейс направилась к дальнему столику – удобный предлог, чтобы бросить взгляд в окно. Сумерки еще только начинали сгущаться, и подъездная аллея отлично просматривалась. Грейс и сама не понимала, отчего ей так не терпится увидеть Томаса и мистера Одли. Возможно, просто хотелось убедиться, что за время поездки мужчины не убили друг друга. Хоть герцог и окружил себя колючей броней иронии, Грейс совсем не понравилось выражение его глаз. И она никогда не видела, чтобы Томас на кого-то бросался. Он вел себя как настоящий дикарь, когда в бешенстве накинулся на новоявленного кузена. Если бы мистер Одли сам не был отъявленным драчуном, Томас наверняка покалечил бы его.
– Думаете, пойдет дождь, мисс Эверсли?
Грейс резко отвернулась от окна.
– Нет.
– Ветер усиливается.
– Да.
Подождав, пока герцогиня отвлечется на какую-то безделушку на туалетном столике, Грейс снова выглянула в окно. Разумеется, стоило ей это сделать, как тотчас раздался скрипучий голос герцогини:
– Надеюсь, дождь все же пойдет.
Грейс замерла, застигнутая врасплох. Затем медленно повернулась.
– Что, простите?
– Надеюсь, будет дождь, – повторила старуха будничным тоном, словно накликивать непогоду, когда двое джентльменов отправились на верховую прогулку, было обычным делом.
– Они вымокнут до нитки, – проронила Грейс.
– Это заставит их оценить друг друга, присмотреться внимательнее, что им все равно пришлось бы сделать рано или поздно. К тому же мой Джон ничего не имел против поездок верхом под дождем, он даже любил такие прогулки.
– Это вовсе не значит, что мистер…
– Кавендиш, – встряла герцогиня.
Грейс глотнула и задержала дыхание, пытаясь побороть раздражение.
– Как бы он ни называл себя, не думаю, что он должен любить верховые прогулки под дождем только потому, что его отец любил. Большинство их терпеть не может.
Похоже, герцогиню не слишком занимал этот вопрос, и все же она нехотя согласилась:
– Я ничего не знаю о его матери, это верно. Дурная кровь. Мало ли что он унаследовал от этой женщины.