– Мне следовало сделать это давным-давно, – усмехнулся Уиндем. – Но я был слишком эгоистичен. Мне невыносимо было думать, что я останусь один на один с ней. – Он небрежно кивнул в сторону герцогини. – Ведь вы всегда играли роль буфера между нами.
– Я даже не знаю, что сказать, – прошептала Грейс.
– При обычных обстоятельствах я бы посоветовал вам сказать «благодарю вас», но поскольку мне неловко подсказывать вам слова благодарности к самому себе, думаю, достаточно будет ограничиться простым признанием: «Вы лучший из людей».
Грейс улыбнулась дрожащими губами.
– Вы лучший из людей.
– Как приятно это слышать! А теперь не хотите ли присоединиться к нам за ужином?
Грейс повернулась к побагровевшей от бешенства герцогине.
– Ты цепкая маленькая шлюха! – завизжала старуха. – Думаешь, я не поняла, кто ты такая? Ноги твоей больше не будет в моем доме!
Несколько долгих мгновений Грейс ошеломленно молчала, потом произнесла:
– Я собиралась предложить вам свою помощь до конца путешествия, было бы невежливо оставить службу, не предупредив вас заранее, но, боюсь, я передумала. – Взволнованно сжав кулаки, она повернулась к Амелии. Ее сотрясала дрожь. Грейс и сама не знала, что это было – потрясение или радость. – Можно мне сегодня переночевать у тебя в комнате? – Грейс больше ни минуты не собиралась оставаться с герцогиней.
– Конечно, – с готовностью отозвалась Амелия, взяв Грейс под руку. – Пойдемте ужинать.
После Грейс решила, что это был самый вкусный пастуший пирог, какой она только пробовала в жизни.
Несколько часов спустя Амелия уже спала, а Грейс стояла у окна в гостиничной комнате, разглядывая ночной город и безуспешно пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.
Она пробовала уснуть, но благородный поступок Томаса слишком сильно взволновал ее и сон не шел. Вдобавок она не понимала, куда исчез Джек. В столовой его не оказалось, и никто, похоже, не знал, что с ним случилось.
А кроме того… Амелия тихо всхрапнула, и Грейс невольно затаила дыхание.
Вид ночного Дублина привел ее в восхищение. Гостиница располагалась на окраине, но на улице царило оживление. Местный люд спешил по своим делам, вереницы карет и повозок тянулись в порт и из порта.
Странно было ощущать себя свободной. Грейс все еще никак не могла поверить, что ей предстоит разделить постель с Амелией, а не просидеть всю ночь возле кровати герцогини, ерзая на жестком стуле.
Ужин прошел весело. Томас пребывал в приподнятом настроении, несмотря на сгустившиеся над ним тучи. Он больше ни словом не упомянул о своем щедром даре, но Грейс понимала, почему Томас решил обеспечить ее будущее. Если бы Джек оказался истинным герцогом (а Томас не сомневался, что так и будет), тогда Грейс пришлось бы покинуть Белгрейв.
Она бы не вынесла этой пытки – жить в доме на положении служанки и каждый день видеть Джека.
Томас угадал, что Грейс влюблена в мистера Одли. Ей можно было не говорить о своих чувствах, Томас слишком хорошо ее знал. Нужно обладать редкой добротой и великодушием, чтобы, пережив крушение всех своих надежд, проявить заботу о той, что полюбила твоего соперника. Ведь Джек, возможно, скоро займет место Уиндема…
И в который раз при мысли об этом на глазах у Грейс выступили слезы.
Теперь она свободна, независима. Ее жизнь обеспечена! Это звучало многообещающе. Теперь она сможет каждый день спать до полудня. Сможет читать книги. По крайней мере несколько месяцев она проведет в полнейшем безделье, а потом найдет какое-нибудь достойное занятие. Возможно, посвятит себя благотворительности. Или научится рисовать акварелью.
Звучало не слишком обнадеживающе. Нет, превосходно!
Но как ей будет одиноко!
Нет, твердо решила Грейс, она найдет себе друзей. У нее множество знакомых в округе. Хорошо, что не придется покидать Линкольншир, даже если порой их с Джеком пути будут пересекаться. Линкольншир был ее домом. Здесь Грейс знала всех и все ее знали. Здесь, даже если она поселится одна в собственном доме, никому не придет в голову усомниться в ее репутации. Она сможет наслаждаться покоем, окруженная всеобщим уважением.
Это прекрасно.
Но как же ей будет одиноко!
Нет. Не одиноко. У нее будут деньги. Она сможет навещать Элизабет, которая выйдет замуж за своего графа и поселится на юге. Начнет посещать один из женских клубов, которыми так увлекалась ее мать. Подруги собирались по вечерам каждый вторник. Считалось, что они обсуждают искусство, литературу и последние новости, но когда собрания клуба проходили в Силсби, Грейс замечала, что дамы подозрительно много смеются во время «ученых бесед».
Нет, она не будет одинокой.
Ни за что.
Грейс оглянулась на Амелию, мирно посапывавшую во сне. Бедняжка… Грейс нередко завидовала сестрам Уиллоби, ведь их положение в обществе было так прочно и незыблемо. Дочери графа с безупречной родословной и солидным приданым. И вот теперь, как ни странно, Грейс ожидало безоблачное будущее, а судьба Амелии, казалось, была окутана густой темной пеленой.
Грейс вдруг с удивлением поняла, что Амелия, как до недавнего времени и она сама, едва ли могла распоряжаться собственной судьбой. Отец выбрал для нее мужа еще до того, как девочка научилась говорить. Откуда было знать лорду Кроуленду, что его дочь, малютка нескольких месяцев от роду, подходит для роли герцогини?
Всю свою жизнь Амелия терпеливо ждала, пока Томас соизволит жениться на ней. И даже если в конечном счете ей не придется выйти замуж ни за одного из двух герцогов Уиндемов, бедняжка все равно неизбежно подчинится воле отца.
Грейс все еще задумчиво смотрела в окно, когда из коридора послышался какой-то шум. Шаги, решила она. Мужские. Не в силах побороть искушение, она подкралась к двери, приоткрыла ее и выглянула в щель. Это был Джек.
Он выглядел помятым, измученным и удрученным.
Всматриваясь в темноту, он пытался найти свою комнату.
Грейс-компаньонка скорее всего отступила бы, укрывшись у себя в комнате, но новая Грейс, «женщина со средствами», оказалась куда решительнее. Она отважно выступила вперед и шепотом окликнула Джека.
Он обернулся, глаза его вспыхнули, и Грейс с опозданием вспомнила, что одета в одну лишь ночную рубашку. Впрочем, в этом наряде не было ничего вызывающего: плотная глухая рубашка выглядела куда скромнее открытого вечернего платья. И все же Грейс зябко обхватила себя руками.
– Где вы были? – шепотом спросила она, робко шагнув Джеку.
Тот неопределенно пожал плечами:
– Так, бродил по городу. Навещал знакомые места.
Что-то в его голосе насторожило Грейс.
– Правда? – спросила она.
– Нет. – Джек устало потер глаза. – Я был в трактире через дорогу. Ел пастуший пирог.
Грейс лукаво улыбнулась:
– А ваша пинта эля?
– Две пинты, если быть точным. – Застенчивая мальчишеская улыбка стерла выражение усталости с лица Джека. – Как мне его не хватало!
– Ирландского эля?
– Английское пиво в сравнении с ним – просто свиное пойло.
Грейс почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Впервые с начала путешествия в глазах Джека засверкали прежние насмешливые искры. Странно, Грейс думала, что будет мучительно больно говорить с ним, слышатьего голос, встречать его улыбку, но сейчас ее переполняли радость и облегчение.
Ей невыносимо было видеть Джека таким несчастным. «Пусть он снова станет самим собой, даже если никогда не будет принадлежать мне», – твердила Грейс про себя все эти дни.
– Вам не следует оставаться здесь, – озабоченно проговорил Джек.
– Да. – Грейс кивнула, не двинувшись с места.
Джек с недовольной гримасой повертел в руках ключ.
– Не могу найти свою комнату, – пожаловался он.
Грейс взяла у него ключ и поднесла к глазам.
– Номер четырнадцать, – сказала она. – Здесь довольно темно. Вам в ту сторону. – Она указала в глубь коридора. – Я проходила мимо вашей двери, когда шла сюда.