Грейс закрыла глаза. Лицо ее исказилось от боли.
– Джек, ты не можешь…
– Могу. И женюсь.
– Джек…
– Я устал слушать, как все вокруг говорят, что мне можно и чего нельзя! – воскликнул Джек и, выпустив руки Грейс, стремительно пересек комнату. – Разве ты не понимаешь, что мне все равно? Мне плевать на это проклятое герцогство, а на старую герцогиню тем более. Для меня существуешь только ты, Грейс. Ты одна.
– Джек… – Грейс сокрушенно покачала головой. – Если ты герцог, тебе следует жениться на женщине, равной тебе по положению.
Джек чертыхнулся сквозь зубы.
– Ты говоришь о себе как о портовой шлюхе.
– Нет, – возразила Грейс, стараясь сохранять терпение, – это не так. Но я хорошо знаю, кто я такая. Бедная молодая женщина из почтенной, но простой, ничем не примечательной семьи. Мой отец был деревенским сквайром, а матушка – дочерью такого же деревенского сквайра. Мои предки никогда не принадлежали к аристократии. У мамы был троюродный брат – баронет, вот и все.
Джек смотрел на нее так, будто не слышал ни слова. Или слышал, но не вслушивался.
«Нет, – с горечью подумала Грейс. – Он так ничего и не понял». И, конечно же, первыми его словами было:
– Мне все равно.
– Но остальным не все равно, – попыталась урезонить его Грейс. – Если ты герцог, шума и без того не миновать. Поднимется страшный скандал.
– Мне все равно.
– Но тебе не может быть все равно. – Грейс пришлось замолчать, чтобы перевести дыхание. Ей хотелось схватиться за голову, стиснуть руками виски. Или сжать кулаки, впившись ногтями в ладони. Все, что угодно, лишь бы избавиться от захлестнувшего ее отчаяния. Почему он не слушает? Почему не хочет понять?
– Грейс… – заговорил Джек.
– Нет, – оборвала его Грейс, возможно, чуть громче чем следовало, но ей обязательно нужно было убедить Джека. – Ты должен вести себя крайне осторожно, если хочешьбыть принятым в обществе. Тебе следует жениться, пусть не на Амелии, но на ком-то вроде нее, на женщине твоего круга, аристократке. А иначе…
– Ты меня слушаешь? – Сжав плечи Грейс, Джек заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза. – Меня не волнует, что будет «иначе». И мне нет дела до общества. Мне нужна только ты, буду ли я жить в замке, в жалкой лачуге или в любом другом обиталище.
– Джек… – начала Грейс. Как можно быть таким наивным? Конечно, за это она любила его еще больше. Она едва не заплакала от радости, когда Джек поклялся, что ради нее готов махнуть рукой на мнение света. Но он не знал, о чем говорил. Если бы он прожил в Белгрейве пять лет… то часто наведывался бы в Лондон вместе с герцогиней и видел бы своими глазами, что значит принадлежать к такой знатной семье. Джек не понимал, какие обязательства накладывает титул. А Грейс отлично сознавала, чего ждут от герцога Уиндема. Его супруга не может быть простушкой, живущей по соседству. С такой герцогиней едва ли его станут принимать всерьез. – Джек, – повторила она, стремясь найти нужные слова, – я бы хотела…
– Ты меня любишь? – перебил ее Джек.
Грейс замерла. Джек смотрел на нее так пристально, что у нее перехватило дыхание. Руки и ноги вдруг отказались ей повиноваться.
– Ты любишь меня?
– Это не…
– Ты… меня… любишь?
Грейс зажмурилась. Ей не хотелось произносить эти слова. Стоит открыться, и она погибнет. Она не в силах будет противостоять Джеку, его словам, рукам, губам… Признавшись, она окажется беззащитной.
– Грейс, – тихо произнес он, обхватив ладонями ее лицо, потом наклонился и поцеловал ее. Нежно, очень нежно. – Ты меня любишь?
– Да, – прошептала она. – Да.
– Тогда все остальное уже не имеет значения.
Грейс попыталась в последний раз предостеречь Джека, убедить его в своей правоте, образумить, но его губы, горячие и страстные, прижались к ее губам, и ей пришлось умолкнуть.
– Я люблю тебя, – шептал Джек, покрывая поцелуями ее щеки, брови, глаза. – Я люблю тебя.
– Джек, – выдохнула Грейс, но ее тело уже трепетало от желания. Ее сжигала жажда. Она не знала, что принесет ей завтрашний день, но сейчас ей хотелось притвориться, будто это не важно. До тех пор пока… – Обещай мне, – взмолилась она, исступленно перебирая пальцами его волосы. – Пожалуйста, обещай мне, что ребенка не будет.
Глаза Джека сузились, сверкнув зеленым огнем.
– Я постараюсь, обещаю.
– Ты постараешься? – Ну конечно, он не стал бы лгать. Джек не смог бы отмахнуться от ее просьбы, а потом притвориться, что «старался».
– Я сделаю все, что знаю. Это не совсем безопасно.
– Спасибо, – шепнула Грейс, подставляя губы для поцелуя. Ее пальцы мягко скользнули по щекам Джека, словно этим покорным жестом она отдавала себя в его власть.
– Но я клянусь, – проговорил Джек, подхватив Грейс на руки, – ты родишь нашего ребенка. Я женюсь на тебе. Не важно, кем я стану и какое имя буду носить, я все равно женюсь на тебе.
Грейс не хотелось спорить с ним. Только не сейчас, когда он нес ее на руках к постели. Джек бережно опустил Грейс на покрывало, затем отступил и, быстро расстегнув верхние пуговицы, снял с себя рубашку.
И вот он уже снова был рядом и целовал ее так исступленно, словно от этого зависела его жизнь.
– Боже, – страдальчески взвыл он, пытаясь справиться с пуговицами у нее на рубашке, – вот кошмарный балахон! – Грейс весело захихикала, следя за его неуклюжими стараниями. Джек издал вопль отчаяния и ухватился за ворот рубашки с явным намерением разорвать ее надвое.
– Нет, Джек, только не это! – рассмеялась Грейс. Наверное, ей следовало быть серьезнее, ведь она решилась потерять девственность, какие уж тут шутки? Но ее разбирал смех, и Грейс ничего не могла с этим поделать. Было безумно забавно наблюдать, как Джек мучается с пуговицами на ее рубашке.
– Ты уверена? – Его лицо разочарованно вытянулось, это выглядело на редкость комично. – Я убежден, что сослужил бы службу всему человечеству, уничтожив это безобразие.
Грейс попыталась сдержать смех.
– Это моя единственная ночная рубашка.
В глазах Джека вспыхнул интерес.
– Ты хочешь сказать, если я разорву ее, тебе придется спать голой до самого конца путешествия?
Грейс проворно убрала его руку подальше от выреза рубашки.
– Не вздумай, – предупредила она.
– Но это так соблазнительно.
– Джек…
Он отстранился, глядя на Грейс со смесью восхищения и голодной страсти.
– Хорошо. Сними ее сама.
Именно это Грейс и собиралась сделать, однако теперь, когда Джек следил за ней неподвижным, полным желания взглядом из-под отяжелевших век, ее вдруг сковало смущение. Неужели ей хватит бесстыдства раздеться перед ним? Снять одежду, оставшись обнаженной? Одно дело – позволить себя раздеть, и совсем другое – сделать это самой, с опозданием поняла Грейс.
Медленно, дрожащими пальцами она потянулась к верхней пуговице ночной рубашки. Пуговка была слишком высоко, чтобы Грейс могла ее увидеть, под самым подбородком. Но пальцы легко нашли ее и ловким привычным движением освободили от петли.
Джек с шумом втянул в себя воздух.
– Еще одну пуговицу.
Грейс повиновалась.
– Еще.
И еще, и еще, Грейс расстегивала их одну за другой, пока не дошла до пуговки на груди. Тогда Джек протянул руки и распахнул ворот ее рубашки. Он обнажил лишь плечи, не больше, но Грейс почувствовала, как воздух прохладной волной омывает кожу, мешаясь с теплым щекочущим дыханием Джека. Его губы коснулись ее плеча чуть ниже ключицы.
– Ты прекрасна, – прошептал он. Его пальцы взялись за вырез ночной рубашки Грейс и на этот раз легко справились с пуговицами. Мягко потянув девушку за руку, Джек усадил ее на постели. Рубашка соскользнула с плеч, и Грейс смущенно зажмурилась.
Не решаясь открыть глаза, она необычайно остро ощутила, как, спадая вниз, царапает кожу ее грубая полотняная ткань.