— Вы знаете ее пять минут и считаете, что можете говорить мне, кто моя дочь?
— Да, — ответил Лукас ровным, уверенным голосом. — Потому как, очевидно, это вы совершенно ее не знаете, раз вы позволяете себе делать комментарии, порочащие ее значимость, ее достоинства.
Джейсон вздрогнул — или ей это только показалось. Галлюцинация, вызванная ее отчаянным желанием найти одобрение в жестоком, грозном отцовском выражении.
— Если вы думаете, что через мою дочь заполучите мое состояние и связи, то вы жестоко ошибаетесь. Я лишу ее всех средств и отрекусь, если она доведет эту затею до конца, — он помахал рукой между ней и Лукасом, — этот фарс.
— Мне не нужны ваши деньги, — возразил Лукас. — Сидней они тоже не нужны. Но ей нужны вы и ваша жена.
Взгляд Джейсона переместился на нее, и насмешка с разочарованием, притаившиеся там, ужалили ее. Она не видела такой враждебности и беспомощности с... с инцидента с Джеем.
— Папочка, — прошептала она, чувствуя, как горло сжимается на последнем слоге. Прошло так много лет с тех пор, как она называла его так. Годы с тех пор, как он был ее смеющимся, любящим папочкой, а не далеким, холодным отцом. Только отчаяние могло выдавить это уютное имя из ее губ. Я делаю это для него. Я спасаю его бизнес и гарантирую ему свободу. Пусть он и видеть меня не захочет после этого. — Я знаю, для тебя это звучит безумно и безответственно. И Лукас прав. Я не хочу терять тебя и маму.
Она широко развела руки ладонями вверх, как если бы они содержали ответы, которые она не могла ему предоставить.
— Но я не люблю Тайлера, и провести остаток жизни в браке без любви, в конечном счете, сделало бы нас обоих несчастными. Он заслуживает того, чтобы быть с женщиной, способной отдать ему всю себя. Он заслуживает счастья. Если бы мы поженились, ни у кого из нас его бы не было.
Правда, звучащая в ее словах, отзывалась в ее душе. Еще пару дней назад она была довольна уготованной ей судьбой. Спокойная, но стабильная. Предсказуемая, но надежная. Без любви, но с взаимным уважением. В то время когда она была готова посвятить себя такой жизни, был ли готов Тайлер? Или однажды он бы проснулся и осознал, что ее ему было недостаточно? Она была недостаточно красива, недостаточно остроумна, недостаточно совершенна. Что, если в такой день он отправился бы на поиск других женщин? Как сделал ее отец. Что, если в такой день она стала бы отражением своей матери? Изысканно причесанный, невозмутимый манекен внешне, с бурлящим унижением, болью и несогласием под этой маской? Заполняя эмоциональные дыры в своей жизни комитетами, фондами по сбору средств на благотворительность и вечеринками? Сидней согласилась выйти замуж за Тайлера, чтобы избежать судьбы родителей... и встала на позолоченный путь, ведущий к этой цели.
Не то, чтобы она обрела покой или долгую счастливую жизнь с Лукасом. Но после истечения их совместного года, она бы освободилась — освободилась от удушающих пут семейных обязательств, ожиданий общества, общественного осуждения и чувства вины. Ужасная ноша вины.
Даже без поддержки отца или финансового соглашения, предложенного Лукасом, она смогла бы выжить. У нее были собственные средства, благодаря наследству от бабушки по материнской линии, полученному три года назад. Она могла жить, как захочет. Как мечтала. Она могла вернуться в университет и получить диплом в сфере образования. Проводить больше времени в молодежном центре. Понять, кем же Сидней Блэйк является на самом деле.
И полюбить ее.
На мгновение — совсем короткое — выражение ее отца смягчилось. Но не успели семена надежды пустить корни, как его глаза и рот затвердели. Возможно, ее потребность в любви и одобрении внушило ей проблеск участия, которое она заметила. Даже экстази сильно проигрывало отчаянию по части создания галлюцинаций.
— Ты уже сообщила Тайлеру? — спросил отец.
— Нет. Я хотела сначала поговорить с тобой.
— Хорошо, — Джейсон резко кивнул. — Тогда мы можем забыть об этой безрассудной глупости, и Тайлер ничего не узнает, — он хлопнул в ладоши и отвернулся, как будто его заявление положило конец делу. И она не могла винить его. В прошлом его последнее слово было именно этим — последним словом. Она бы сдалась и послушалась как идеальная, покорная дочь.
Но не в этот раз. Она не могла. Его разочарование в ней гарантировало ему свободу.