— Извини, отец.
Ее извинение остановило его на полуповороте. Медленно, как заводная игрушка, он повернулся к ней лицом опять. Печаль и сожаление нахлынули на нее, затягивая под их удушающую волну.
— Я не могу, — проскрежетала она.
Его брови высоко изогнулись, удивление вспыхнуло в его глазах, прежде чем он сузил их.
— Сидней, если ты доведешь затею с этой помолвкой и свадьбой до конца, ты выберешь его, — он кивнул подбородком на Лукаса, который тихо стоял позади нее, — а не семью. Подумай хорошенько, что ты мне сейчас скажешь.
Часть ее хотела закричать, как банши на поле битвы. Я уже выбрала тебя. Крик срикошетил о стены ее разума. Но она не проронила ни слова.
— Значит, ты приняла решение, — сказал Джейсон, его голос хлыстнул ее по сердцу грубым кнутом. — Куда мне приказать доставить твои вещи?
— Отец, я…
— Нет. Тебе более не рады в доме, который я предоставлял тебе в течение двадцати пяти лет. Нам нечего друг другу сказать, если ты не собираешься изменить свое решение, довести этот абсурд до конца и не будешь чтить свои обязательства перед Тайлером. Верность, Сидней. Я считал, что я научил тебя быть верной семье, но, видимо, ты ничему не научилась. Когда ты придешь в себя и поймешь, что мы важнее только что встреченного незнакомца, ты можешь вернуться домой. До тех пор, я лишь хочу услышать от тебя адрес.
Она сделала глубокий вдох, заморгав, прогоняя маленькие бусинки слез. «Скажи ему, — прошептал тихий хитрый голос в ее голове. — Просто расскажи ему всю правду, и он простит тебя». Ее губы приоткрылись, признание почти соскользнуло с ее языка. Но перед ее мысленным взором промелькнула картинка. Ее отец, опозоренный, сидит перед судьей и присяжными. Ее отец в наручниках, клацающих на его запястьях, когда мать уводит его от Сидней. Ее отец, старый, измотанный, сломанный, говорящий с ней из-за стекла в тюремной камере для встреч.
Джейсон скрестил руки.
— Сидней. Адрес.
Адрес. Адрес. Боже, я не знаю. Она была брошена на произвол судьбы, одинокий лист, парящий в пронзительном, свежем осеннем ветре. Изгнание из собственного дома не было одним из сценариев, что она себе представляла. Куда ей пойти? У нее были друзья, но никого близкого настолько, чтобы можно было попросить принять ее. Или, что важнее, никого достаточно близкого, чтобы поговорить о ее жизненных обстоятельствах.
— Она будет жить у меня, — Лукас сжал ее бедро, будто бы приказывая не протестовать. Как будто она могла себе это позволить. Возражения потребовали бы работы легких и языка. — Я оставлю свой адрес у вашей помощницы, — отойдя, он опять переплел свои пальцы с ее. — И она не предпочла меня семье или предала вас ради преданности мне. Напротив, это вы предпочли гордость ее счастью и благополучию. Если вы пересмотрите свое решение отречься от дочери, вы знаете, где ее искать.
И, не дав возможности ей возразить, а Джейсону ответить, он развернулся и вывел ее из кабинета. Онемев, она пребывала в молчании и неподвижности, пока он закрывал дверь за ними.
— Ты в порядке? — спросил он, когда они благополучно выбрались в приемную.
Вопрос донесся до нее, как через многие слои ваты, отдаленный и приглушенный. Боже, нет, она не была в порядке. Все, что у нее было — родители, дом, личность — все было разнесено к чертям за считанные минуты. Хоть у ее семьи и жизни было множество недостатков, все же они были ее. Они были знакомыми и привычными. Пусть и не в совсем благоприятном ключе, но они были ее защитой... ее нормой. А что же есть у нее теперь? Ни дома. Ни семьи. Друзья, которые прогибались и колыхались согласно направлениям постоянно меняющегося ветра тенденций в обществе. Мужчина, который ненавидел ее отца так сильно, что без колебаний лишил ее воли и силы, чтобы осуществить свою месть.
Нет. «В порядке» покинуло Бостон на последнем ночном рейсе, а «дерьмово, как никогда» только что вошло в здание.
— Не знаю, куда ушла ассистентка твоего отца, но она, скорее всего, скоро вернется, — темно-серый цвет его рубашки и темное серебро его галстука заполнили ее поле зрения, в то время как аромат весеннего дождя укутал ее в свои объятия. — Пару ближайших минут не думай, кто может увидеть или что можешь показаться слабой. Просто обопрись на меня на пару минут. Мы не будем это обсуждать и вспоминать. И я обещаю не использовать это против тебя.
Он нежно, но крепко обхватил ее затылок и притянул ее ближе в сильные, твердые линии своего тела.
— Это будет нашим секретом, — пробормотал он в ее волосы.
Низкий, темный бархат его голоса манил ее так же сильно, как и его нежное, настойчивое объятие. Только на мгновение. Она опустила лоб на широкую поверхность его плеча. Позволила себе опустить ресницы. Она так устала. Вес отцовского неудовольствия и неприятия упал на ее плечи, словно гиря, которую она была не в силах поднять. Вместо этого она давила на нее, выжимая воздух из легких, стягивая ее грудь и ослабляя ноги. Да, она позаимствует его силу, обопрется на него только на мгновение.