— Мне нравится этот звук. Это его ты пыталась сдержать? — он опять скользнул лаской по губе, которую она раньше зажала между зубами. — Почему? Ведь это, — он коснулся поцелуем уголка ее рта, — единственная искренность между нами.
Он отклонил ее голову еще чуть дальше и накрыл ее рот своим. Его рука вернулась на ее подбородок, надежно удерживая ее, чтобы проникнуть своим языком. Если его хватка была невероятно нежной и чувственной, поцелуй таковым не был. Он не просил и не дразнил. Он брал. И, Боже, она давала. Капитулировала. Покорилась. Когда его язык обернулся вокруг ее, требуя, чтобы она сделала так же, она сделала. Когда он сжал ее челюсть и медленно толкнулся внутрь и наружу, подражая тому, как его член проникал в ее естество, она задрожала и позволила ему это сделать. Когда он, изогнувшись, пробормотал «открой шире», прежде чем погрузился глубже, требуя больше, она послушалась.
Призрачная боль пронзила ее шею, когда он запрокинул ее голову еще дальше. Но она не сопротивлялась, не издала ни звука протеста. Потому что тогда он остановил бы это утопание в самом порочном, обжигающем желании, она когда-либо испытывала. А затем ощутила порыв прохладного ветра, борющегося с этим огнем.
Ошеломленная, она открыла глаза. Встретила его чувственный, потемневший взгляд.
Еще больше воздуха коснулось ее плеч, ключиц... ее груди. О, Боже.
— Подожди, — прошептала она, извиваясь в его объятиях.
— Шшш, — успокаивающе ответил он, скользя губами по ее челюсти. — Тише-тише.
Нет, она не могла... Его большие, теплые руки накрыли ее обнаженную грудь. Обхватили ее. Вожделение молнией пронзило ее, с шипением проносясь по ее венам и распаляясь меж ее ослабевших ног.
— Лукас, — прохныкала она, изгибаясь в его руках, откидывая голову на его плечо. Она в нерешительности потянула его руки, схватив за запястья. Она должна отбросить его руки, но сексуальное животное внутри нее велело притянуть его к ее плоти. Бросало ему вызов остановиться. — Пожалуйста.
Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не останавливайся. Она не могла озвучить того, чего сама не знала.
Но он, казалось, понял, по поводу чего воевали ее разум и тело, и твердо встал на сторону ее либидо. Издав сексуальный рык, который заставлял ее живот сжиматься и дрожать, он обхватил и сжал ее. У нее не было момента устыдиться веса своей груди размера С. Только ни тогда, когда его руки обернулись вокруг нее с такой легкостью и трепетом. Он скользнул большими пальцами по тугим, ноющим вершинам ее сосков, и удовольствие пронзило ее, как сильные порывы ветра. Она застонала, когда ее тело, влажное и нуждающееся, сжалось на призрачном члене, который ему так требовалось сжать.
— Такая чувствительная, — похвалил он, продолжая грубо ласкать ее кожу. — И красивая. Черт, какая же ты красивая.
Он обводил твердые вершинки пальцами, дергал и щипал их, пока она не начала извиваться в его руках. Отчаянно нуждаясь в более сильном и глубоком прикосновении, она накрыла его руки своими, приказывая ему дать ей больше. Его низкий смех отозвался эхом в ее ушах.
— Неужели ты можешь кончить только от моих рук на твоей груди и сосках, Сидней? — он ласково потянул бусины сосков, и она закричала, дрожа. — Думаю, можешь. А что насчет моего рта? Кончи для меня, Сидней.
Кончи. Давай же. Кончи.
Ее плоть отозвалась оглушительным «да, черт побери» на это вкрадчивое, эротическое приглашение, но ее сердце и разум выдали предупреждение. Потому что с чем она останется, если подчинится? Они даже не были еще женаты, а она уже сдавалась тому, что, как поклялась, не должно было случиться. Не секс — она согласилась на секс в брачной постели. А ее эмоции, ее страсть. Она пообещала себе, что выйдет из этого контракта с нетронутой душой.
Не сегодня. Она не могла сдаться, когда все еще была обижена и уязвима после вечеринки. Сегодня она не была достаточно сильной, чтобы проснуться в его постели с брешью в своей обороне.
— Нет, — проскрипела она, вкладывая весь свой страх и смятение в последний выпад. Секундой позже его руки упали с ее тела, освободив ее. Удивив ее.
Она не раздумывала над его немедленным согласием, просто воспользовалась им. Плохо слушающимися пальцами она натянула платье на плечи, прикрывая свое тело. Она не обернулась, боясь, что, увидев голод, отпечатавшийся на его резких чертах, она изменит свое решение и позволит ему утащить ее в бездну удовольствия, из которой она сможет выбраться лишь оборванной и потерянной.