Баронесса отделилась от Жанны с Жаккеттой и, стоя у красивой мраморной статуи, вела оживленные переговоры с господином, одетым в роскошные, но мрачноватые одежды.
Это и был маркиз дю Моншов, шевалье де ла Грангренуйер де ла Жавель, благодетель, покровительствующий сбегающим из гаремов красавицам.
То, что к очаровательной госпоже Жанне присоединилась не менее очаровательная госпожа Нарджис, привело его просто в телячий восторг, и он дал баронессе рыцарское слово лично ввести обеих беглянок в Аквитанский отель графини де Монпеза в Ренне.
Таким образом, наиважнейшее дело было изящно улажено, и Жанна получила возможность добраться до дома.
В это время гостей, к радости Жаккетты, пригласили к столам.
На длинных дубовых столах, освещенных множеством белых восковых свечей, важно расположились на снежных скатертях все дары земель и морей щедрой Италии. Безопасность гостям гарантировало «змеиное дерево» работы нюрнбергских мастеров[3].
Жаккетте «змеиное дерево» показалось чудом из чудес: из позолоченного холмика поднимался вверх дивный серебряный цветок. В его чашечке сидела Дева Мария с Младенцем. Золотом блестели ее одежды и волосы. Покой Пресвятой Девы охранял у подножия цветка святой Георгий, поражавший змия. С другой стороны подножия мирно спал библейский старец. А с каждого лепестка свисала подвеска со змеиным зубом.
Это было прекрасное зрелище, но сама трапеза разочаровала Жаккетту до слез. Мало того, что еды на столах могло быть и побольше, так еще стоящий за спиной слуга лез явно не в свое дело, накладывая те кушанья и в том количестве, как сам считал нужным. На мнение госпожи Нарджис ему было откровенно начихать.
Жаккетте стало понятно, почему лица знатных дам печальные. Немудрено, при таких-то порядках! А тут еще ко всему прочему выяснилось, что с соседями по столу надлежит вести вежливую беседу… Это не поев-то как следует!!!
Окончательно потеряв робкую надежду на то, что жизнь начнет понемногу налаживаться, Жаккетта мрачно вооружилась вилкой и приступила к еде; Даже, факт, что сосед слева говорил только по-итальянски, не утешил ее.
Коварная вилка была в заговоре со слугой и все норовила промахнуться мимо намеченного кусочка;
Сосед справа заметил страдания Жаккетты и мягко спросил:
– Не сочтите за дерзость, госпожа Нарджис, но, видимо, при дворах мусульманских владык вилка не в почете? А чем же там едят?
– Кинжалом! – отрезала обиженная на весь, мир Жаккетта.
Жанна, хоть и сидела поодаль, услышала диалог и бросила на нее очень выразительный взгляд.
– Многие кушанья принято есть просто руками, – решила не злить госпожу Жаккетта. – А после еды руки омывают водой, в которую добавляют лепестки роз. Мой господин любил, чтобы ему воду подавали с ломтиками лимона.
– Безумно интересно! – с непонятным энтузиазмом воскликнул сосед справа. – Сколько народов – столько обычаев. Разрешите, милая госпожа Нарджис, если так можно выразится, поставить вам руку.
У Жаккетты чуть не вырвалось категорическое:
«Еще чего!» Но госпожа не сводила с нее глаз, и пришлось терпеть приставалу.
Он завладел ее кулачком, сжимающим вилку, разжал его и вложил коварный инструмент заново. Затем, не выпуская ладони Жаккетты из своей руки, принялся показывать, как удобнее цеплять кусочки мяса и овощей.
Сидящие поблизости кавалеры посматривали на эту идиллию с плохо скрываемой завистью.
– Видите, как прекрасно пошло у нас дело? – обрадовался сосед справа. – У вас очень музыкальные руки, вы, наверное, прекрасно играете на восточных инструментах.
– К сожалению, нет, – вздохнула Жаккетта, печально глядя на недосягаемую пищу на тарелке.
Что толку, что галантный кавалер научил вилку правильно держать, поесть-то все равно не дает!
– Девушка, которая играет на арабской лютне, должна еще и петь, – объяснила она, сама поражаясь, откуда взялись у нее такие правильные слова, – но меня играть и петь не учили. Я танцевала для господина любовные танцы перед тем, как он шел на женскую половину исполнять долг мужчины. Это позволяло ему быть на высоте.
В последних фразах, видимо, было что-то не то, потому что мужчины как-то заинтересованно замерли. Дамы же, наоборот, очень неодобрительно передернулись.
Кавалер Жаккетты тоже, насторожился и даже ослабил захват ее правой руки.
Воспользовавшись моментом, Жаккетта решительно вонзила вилку в мясо и засунула долгожданную еду в рот, клянясь в душе проглотить этот кусочек, даже если черти его из зубов будут рвать.
Жанна с легким ужасом смотрела на выходки своей Нарджис.
– Вам нравилось это занятие? – осторожно спросил сосед справа.
– Это интереснее, чем ткать коврики, – безмятежно ответила неторопливо прожевавшая мясо Жаккетта.
Кавалер не нашелся, что ответить, и Жаккетта получила возможность немного поесть.
Пока она ела, сосед справа немного пришел в себя и спросил:
– А вы видели, очаровательная госпожа Нарджис, местные состязания, именуемые багордо?
– Увы, не видела, – печально вздохнула Жаккетта.
– Тогда льщу себя надеждой, что увижу вас и госпожу де Монпеза завтра среди зрителей этого дивного зрелища.
Жаккетта улыбнулась.