Я хотела спросить, почему она решила спасти того, кого собиралась убить, но решила, что это не лучший момент.
— Я только потом поняла, что не все люди такие. Он был восторженным. У него было это выражение лица. Улыбка. Ни у кого больше такой не видела.
Выражение лица русалки стало непривычно мягким.
— Ты в него влюбилась, — проговорила я потрясенно.
— Нельзя было не влюбиться, — она улыбнулась.
— И что вы?..
— Я сбежала в его деревню и стала жить в его доме. Родилась ты. Мы назвали тебя Селией. Странно, что сейчас ты зовешь себя другим именем. Оно слишком бергерн.
Мачеха никогда не говорила, что меня когда-то звали Селией. Наверное, она просто не знала.
— Ты просто так взяла и сбежала из моря на сушу?
— Ох, рыбка моя, ты ошибаешься, если думаешь, что это было просто! Я была старшей дочерью царя Трех Великих Морей, его наследницей. Сбежать было непросто. Мне почти год понадобилось ловить момент.
— Весь этот год вы не виделись? С папой?
— Мы общались тайком. — Она мягко улыбнулась. — Я пряталась в его лодке, чтобы мой след не нашли. Мы смотрели на луну или на солнце и говорили. И…
Не буду уточнять, что «и».
— А что произошло потом?
Она нахмурилась и опустила взгляд.
— А потом меня нашли. Стража моего отца. Они нашли деревню, где я жила. Отец пригрозил, что если я не вернусь, они утопят весь берег, смоют его в море и вернут меня домой таким образом.
Под конец фразы ее голос потух. Она так и смотрела вниз, как будто нырнувшая в воспоминаниях.
— И ты…
— И я вернулась, — хрипло ответила она. — Я не могла допустить, чтобы ты или твой отец погибли. Другого способа вас спасти я не нашла, мой отец исполнил бы угрозу. Я заколдовала вас так, чтобы ни одна русалка не смогла вас найти, ни один тритон. И оставила гребень, чтобы меня позвать.
— Ни одна русалка?..
— Включая меня, да. — Наконец она посмотрела на меня и улыбнулась. Быстрым жестом промокнула глаза. Только в этот момент я заметила, что в ее мокрые волосы вплетены жемчужины, образующие что-то, похожее на корону. — Сейчас я стала хозяйкой Трех Великих Морей и могу не прятать ни тебя, ни твоего отца. Никто в воде не посмеет вас обидеть. Когда ты отведешь меня к нему?
— К кому? — едва смогла выдавить я.
— К твоему папе, — улыбнулась русалка. — Должно быть, сейчас он постарел, люди живут так быстро и умирают так внезапно. У нас мало времени, но мы наконец-то можем быть счастливы. Я так ждала этого! Так долго мечтала. Мы сможем быть вместе, на море или на суше — не важно. Я так много отдала, столько лет жизни была вдали от вас, но сейчас… Все это было не зря, рыбка моя, ведь теперь именно я — хозяйка Трех Великих Морей, никто мне не указ. Я люблю твоего отца всем сердцем, не переставала любить ни на один день и больше всего на свете хочу его обнять. Посмотреть в его глаза. Его волосы, должно быть, уже седые, а лицо покрыто морщинами? Унни? Почему ты так смотришь?
Должно быть… должно быть…
— Ты ведь не сказала ему о гребне? И о том, почему уходишь?
— Разумеется, нет! — воскликнула русалка и всплеснула руками. — Для него безопаснее было бы ничего не знать. Мне нужно было время для того, чтобы ты подросла и догадалась, как пользоваться гребнем, или все бы произошло случайно — такие заколдованные предметы умеют хранить свои тайны до самого подходящего момента. Ну так что? Где твой отец? Он… только не говори, что он снова женился. Мне говорили, что люди непостоянные, но он же… он не мог. Мы ведь друг друга любили. Он… забыл обо мне, да? Нашел другую?
В глазах русалки был такой страх, что я не смогла ничего сказать.
Я беспомощно обернулась к Оливеру, и он шагнул вперед. Оливер взял на себя эту ношу — рассказать маме все о том, что случилось.
Сначала она все качала головой, а потом издала такой беспомощный и полный отчаянья крик, что, должно быть, все птицы в радиусе мили взметнулись в небо.
Наверное, в тот вечер, когда я все безуспешно пыталась ее успокоить, я окончательно поняла и приняла все то, что с нами случилось. Оливер, не пытаясь больше развлекаться, магией отреставрировал и перенес в кухню удобное кресло из гостиной и даже сумел приготовить чай из каких-то старых запасов.
Мне казалось, что после наших новостей в моей маме, текучей и энергичной, как северное течение, русалке, что-то треснуло, но взяла себя в руки она довольно быстро. Глаза ее потом так и оставались сухими, разве что больше не сияли так радостно. Я ее понимала. Не знаю, смогла ли бы я оправиться, если бы Оливер однажды вот так…