В аудитории раздались смешки, и ректор Стортон хлопком уничтожил результат своей работы и улыбнулся. Улыбка у него была красивая, мягкая, синие глаза блестели. Он вообще менялся, когда говорил о проклятьях, с таким лицом кто-то другой мог бы рассказывать о детях или о том, как розовеет закатное небо над морем. В общем, говорить о чем-то хорошем, а не о мерзком.
— Тренируйтесь, — скомандовал Стортон. — У вас пятнадцать минут, чтобы продумать и создать проклятье. Применять его не нужно, разумеется, только продемонстрировать.
— Но это же… но это же опасно! — возмутился кто-то. — Профессор Бутби никогда не заставлял первокурсников заниматься практикой.
— Профессора Бутби это не уберегло, — отрезал ректор. — Если вы хотите стать магом, вам нужна храбрость. Если не хотите — не понимаю, что вы до сих пор делаете в академии.
— Но…
— Можете приступать.
— Но ректор Стортон…
— У вас не так много времени. Если не справитесь. — Он сделал угрожающую паузу. — Пеняйте на себя.
Я вздохнула.
— Ну что, Танг, проклянешь меня? — поиграл бровями Томас. — Может, наедине?
Хотелось бы тебя проклянуть, ты… чурбан невыносимый!
Стараясь не думать о Томасе и о его унизительном предложении, я создала форму для проклятия — она была голубой, потому что я пользовалась стихией воды.
Итак, структура, содержание и объект. Подняв руку, я замерла. Не хотела иметь ничего общего с проклятиями — с тем, чтобы причинять кому-то вред.
— Вам нужна помощь, адептка Танг?
— Нет, — вспыхнула я и попыталась сосредоточиться.
Ректор ушел куда-то мне за спину — видимо, чтобы кошмарить других студентов.
Как гласил второй параграф третьего тома учебника, проклятья должны накладываться с чувством, сильным. Ох, сейчас у меня внутри было полно чувств, главным из них была злость!
Я обвела правой рукой круг, символ человека — именно человек будет объектом моего проклятья. Дальше — содержание.
— Брось, Унни… Ты же понимаешь, что лучше меня никого не найдешь?
— Занимайся своим проклятьем, — прошипела я.
Рядом с Томасом висело пустое алое облако — пустая пока заготовка, но он не торопился начинать работу.
— Цену себе набиваешь? — хмыкнул он, и отбросил с лица прядь темных вьющихся волос. — Я должен был это предвидеть.
— Тебе что, никогда не отказывали?
— Нет, — моргнул он. — И ты не откажешь, я уже решил, что ты моя.
Чудовище!
Я уставилась на форму своего проклятья и улыбнулась. Представлю, что я собираюсь заколдовать надменного и злобного Томаса Морвеля, чтобы ни одна женщина на него не посмотрела!
Вот и содержание.
Мое проклятие превратит мужчину не просто в животное, а в чудовище, какого не видел свет. Чтобы все надменность и высокомерие вылезли наружу! О да!
Что там Томас говорил про то, что мне с ним понравится? Ха, да не только я, ни одной женщине не будет дела до его денег, когда рядом с ней после захода солнца окажется чудовище!
С моих пальцев сорвалась голубоватая искра и влилась в сферу. Отлично, с содержанием разобрались.
Должно быть, выражение моего лица было слишком мечтательным, потому что Томас произнес:
— Ну и кто он?
— Что? — обернулась я к нему.
— Если ты отказала мне, значит, тобой уже кто-то владеет. Кто он? Я поговорю с ним по-мужски.
Не думая, он запустил короткий всполох в свою сферу-заготовку, и она заиграла черными переливами. Черный — плохой цвет, опасный. Я нахмурилась: если эта штука сейчас рванет, я его убью.
— Ты с ума сошел? Какой мужчина? Я пообещала вернуться в родную деревню и учить детей магии. Почему, ты думаешь, я здесь?
— Чтобы составить выгодную партию? — тут же нашелся Томас. — Ну же, Унни. Лучше меня ты не найдешь, поверь мне. Хватит отговорок.
Он бездумно взмахнул рукой, и еще одна искра присоединилась к его сфере. Черноты внутри стало больше. Он вообще думает, что делает?
Я не знала, какой смысл он вкладывает в те искры магии, которые формирует, но чернота обычно ни о чем хорошем не говорила. Это было что-то потенциально опасное, смертельное. Как будто Томас, не думая, накачал заготовку для заклятья всей той обидой, которая поднималась у него изнутри. Вряд ли там была какая-то внятная структура, а значит, заклинание было совершенно непредсказуемым.
— Томас, перестань. Ты что, не понимаешь…