Кит присел рядом с кроватью и вытащил сундучок, который хранил со времен детства. Откинув крышку, порылся в сокровищах далекого прошлого – камешки, кости, листья, книжки. Отодвинул свой первый пистолет и наконец достал письмо.
«Мне страшно жаль!» Вот и все, что было в нем сказано. Этот почерк он узнал бы из тысячи других. Два безумных года они обменивались записками. Прятали их в дупле дерева на опушке леса, там, где потом он разрядил пистолет в своего лучшего друга. У Каролины были нелады с правописанием, вспомнил он. Но «мне страшно жаль» она сумела написать без ошибок.
Он ясно вспомнил утро дуэли: хмурый рассвет, птичий трибунал, восседающий на голых ветках деревьев. Облачко пара, вылетевшее изо рта Джона и повисшее в воздухе, словно призрак слов, которые он только что произнес:
– Она этого не стоит, Кит!
Слова были одновременно язвительными и умоляющими.
Но она все-таки стоила этого. По крайней мере, для семнадцатилетнего подростка. Она разрешала Киту гладить свою обнаженную грудь, и ему иногда казалось, что это было самым главным переживанием всей его жизни.
И вот Кит, который всегда опережал в стрельбе, прицелился Джону в плечо...
После дуэли отцы немедленно отправили их в военную академию, где в отсутствие Каролины дружба и раненое плечо благополучно исцелились.
Письмо было послано из городка под названием Горриндж семнадцать лет назад, вскоре после дуэли с Джоном. Городок согласно легенде получил свое имя в честь поэта-герцога, который сошел с ума, безрезультатно подбирая рифму к слову «апельсин».
И вот теперь она попала в беду! Тут не было ничего удивительного – с Каролиной постоянно случались неприятности разного рода. Несчастья валились на нее одно за другим. Все в Барнстабле ее знали и не одобряли.
Но никого она не оставляла равнодушным.
Каролина исчезла в тут ночь, когда на рауте, устроенном отцом Кита, встретила Таддиуса Морли.
Зачем Кит берег это письмо? Наверное, как свидетельство своей победы. Если только такую женщину можно победить. И Джон, конечно, нашел бы письмо, если бы Кит не спал сегодня в этой комнате.
Раз у Джона есть от него секреты, то и Кит имеет на них право. В память о Каролине.
Глава 5
Сколько Каролина себя помнила, она всегда чего-то желала.
Это было как зудящее место, до которого невозможно дотянуться. Как забытое слово, которое вертится на языке. Как сидящая в душе заноза. Желания управляли ею с колыбели. И каждое принятое ею в жизни решение имело целью выполнить то или иное желание.
Само собой, ее жизнь нельзя было назвать скучной.
Так, например, она была твердо уверена, что Таддиус пытается убить ее в результате одного не очень удачного решения, которое она недавно приняла. Она нуждалась в деньгах, а у Таддиуса их куры не клюют. Часть этих денег он заработал не без ее помощи. И вот она сочинила это сентиментальное многословное послание.
Вскоре после этого на нее напали и попытались ударить ножом. Она чудом спаслась. Каролина переехала в другой город и осталась почти совсем без денег. Но и на новом месте на нее снова напали, и снова с ножом. Слава Богу, у нее хорошая реакция и острое зрение. С тех пор она без конца переезжала из города в город.
Ей следовало знать, что Таддиус ничего не делает наполовину.
Каролина разглядывала людей, заполнивших зал дорожной гостиницы в ожидании чая. Она была одета в черное, как подобает почтенной вдове, которой она не являлась. Но она знала, что черная вуаль на капоре делает ее загадочной. Из-под вуали были видны только губы – красные и манящие.
В отчаянии она решилась написать письмо Киту Уайтлоу, где сообщала, что ей грозит опасность. Она даже написала, что собирается к нему приехать. Но тут деньги иссякли окончательно, и ей не удалось добраться до Лондона. Теперь ей, возможно, так и не придется узнать, вырос ли Кит в того мужчину, каким обещал стать в семнадцать лет.
Восемнадцатилетняя Каролина стала яблоком раздора между Китом и его другом. Их соперничество согревало ей душу, оно даже притупило на время мучившую ее жажду. Так ее отец вечерами грел у очага израненные на войне ноги. Это да еще бутылка-другая портвейна каждый вечер помогало заглушить боль. Затрещины, отвешиваемые дочери тяжелой рукой, тоже помогали. Но она научилась уворачиваться от них.
Большую часть своей жизни Каролина уклонялась от результатов импульсивно принятых решений, и это давало возможность не ломать подолгу голову над проблемами, что представлялось ей довольно скучным занятием.
А теперь она обречена на вечные скитания.
В молодости Каролина, глядя в зеркало, удивлялась жестокой шутке, которую сыграла с ней природа: безупречный цвет лица, алые губы, огромные, как темные озера глаза, способные становиться предательски бездонными или же невинно прозрачными. Желавшим исследовать приходилось погружаться в них, что было делом рискованным. Волны шелковистых темных волос. Но какой прок от такого лица, если отец ее – горький пьяница, спустивший все имущество? Если у нее нет приличного платья? Если она вынуждена сидеть в глуши, в этом дурацком Барнстабле, где все напоминает ей о ее низком положении в обществе. Видит Бог, ее не прельщала перспектива стать женой сына фермера или сына мельника. Но разве могла она надеяться выйти замуж за сыновей эсквайров, а тем более за сына герцога?
Однако все они были не прочь провести с ней время. Их стоило только чуть-чуть поощрить. Кита же пришлось поощрять дольше, чем остальных. В нем было сильно развито чувство правильного и неправильного. В конце концов, не устоял и Кит.
Но в пылкой страсти, которую он к ней испытывал, таилась опасность. Когда она была с ним, в ней временами что-то начинало оттаивать, и тогда становилось больно, очень больно, словно она царапала себе путь во льду, чтобы добраться до него. Внимание Джона Карра тоже было весьма приятно, но он не представлял такой опасности, как Кит, – его отец был всего лишь бароном. Но главным образом потому, что он и близко не подошел к тому, чтобы вызвать в ней другой отклик, помимо физического.
А Кит подошел. Кит тоже ничего не делал наполовину.
Но однажды вечером на ежегодном приеме, который устраивал герцог Уэстфолл, чтобы продемонстрировать свое величие местным жителям, появился Таддиус Морли. Старше ее на десять лет. В его спокойствии чувствовалась скрытая сила, от которой по спине пробегали мурашки. Тогда она приняла очередное решение: вверить ему свою судьбу.
Некоторое время ее жизнь была увлекательной и захватывающей. И до странности удобной. Они подходили друг другу, она и Таддиус.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила она хозяина гостиницы, который самолично принес ей чашку чаю, и снова украдкой обвела глазами комнату.
Все поголовно мужчины посматривали на нее – кто с восхищением, кто с опаской, кто с вожделением. Те, которые пытались ее убить, едва ли перед покушением рассмотрели ее как следует. Быть дичью – не слишком приятное дело. Но опасность несколько притупляет желания, это правда.
Сейчас у нее не было денег – последние она потратила на этот вдовий наряд и маленький пистолет. Поскольку планы шантажа провалились, деньги нужны были позарез. Когда-то Тадди ее любил (насколько он вообще способен любить кого-то, кроме своего кота), но ей следовало усвоить, что он не позволит такому непрактичному чувству, как любовь, помешать собственным амбициям. Особенно если вспомнить, как он достиг своего нынешнего положения. Ценой крови и жертв. Своих и чужих.
Часто Каролине хотелось чего-то просто потому, что этим обладали другие. Взять, например, вон того приятного светловолосого молодого человека, который ужинает за столиком в углу, видимо, вместе с женой и тещей. Он то и дело посматривал на нее, а потом остановил на ней долгий взгляд. Жена была тоже блондинкой, светлой и мягкой, как бланманже, а губы ее двигались не переставая, тогда как глаза супруга рассеянно скользили по залу, пока не наткнулись на Каролину.