Видимо, скука в те дни была у Леночки столь сильной, что 1 января она заявила Джонни о своём намерении приехать к нему в гости 3 числа. Казалось бы, у Джонни от этого известия должны были быть «полные штаны счастья», и в некотором роде это было так. Однако он прекрасно понимал также, какой объём работы ему предстоит для того, чтобы предстоящий визит Леночки имел хоть какие-то шансы не стать тотальным разочарованием для обоих. Дело в том, что две комнаты (в третьей, изолированной, жила его мама) его квартиры были по большей части завалены компьютерным хламом.
Хотя ему удалось расчистить в обеих комнатах дорожки, по которым можно было комфортно ходить, не спотыкаясь о железки, ближе к 7 утра 3 января, после бессонной ночи, проведённой в разборе завалов, Джонни понял, что потерпел неудачу. В отчаянии он написал Леночке смс о том, что их встреча, назначенная на тот день, отменяется, и попытался объяснить причину. Совершенно неожиданно, Леночка устроила ему самый настоящий спектакль. Она начала с того, что высказала ему, что он разбудил её своей смс. Джонни в это не очень-то верил, однако доказать свою правоту в сложившихся обстоятельствах не мог. И к прочим источникам его дискомфорта добавилось ещё и острое чувство стыда перед бедной Леночкой. Она, по её словам, так сильно переживала свою ситуацию с бывшим, что плохо спала ночью, только ближе к утру нормально уснула, и тут Джонни будит её своей смс. После примерно получаса скандального выяснения отношений, когда они попеременно не отвечали и сбрасывали звонки друг друга, Леночка со всхлипываниями в голосе принялась говорить ему, что едет в гости к нему, а не к его обстановке. Джонни чувствовал себя просто ужасно не только и не столько из-за бессонной ночи, сколько потому, что Леночка плачет по его вине. Хотя он не мог также не отметить для себя, что плачет она как-то ненатурально, словно актриса, играющая в любительском спектакле.
В итоге, где-то около полудня не выспавшийся Джонни встретил Леночку у своей станции метро. Он начал с того, что отчитался перед ней о положенных на её телефон пятистах рублях, в порядке компенсации за его плохое поведение утром (она его об этом попросила). Как он и предполагал, все примерно 15 минут, что они топали до его дома, она сетовала на то, в какой «жопе мира» он живёт. Когда же они, наконец, пришли к нему домой, прошли в комнату и сели на диван, Леночка заявила ему, что диван ужасный, обои тоже, кругом груды железа, короче, «надеюсь, ты сам понимаешь, что не одна женщина жить здесь с тобой не будет». Джонни промямлил в ответ что-то вроде «не надо про всех женщин, говори только за себя». Однако внутренне, с горечью был вынужден с ней согласиться. Добило же его в тот день то, что Леночка отказалась пить коньяк, который ей не понравился. Ещё за день до их предполагаемой встречи Джонни поинтересовался у неё, чем её угощать, когда она приедет. На что Леночка ответила, чтобы он купил коньяк, а также чем запивать и закусывать. Тогда непьющий Джонни стал допытываться, какой коньяк. Леночка вначале отвечала уклончиво, мол, поинтересуйся у них там, в магазине, какой у них хороший коньяк. Когда же Джонни для уверенности попросил её назвать конкретную марку, она назвала какой-то крутой бренд, звучавший что-то вроде «Хрен неси». Однако придя в магазин и увидев цену на «Хрен неси», Джонни после долгих колебаний решил, что пусть ей её любовник за такие деньги коньяк покупает. И купил отечественный коньяк, который был на порядок дешевле и назывался Пятизвёздочный или что-то в этом роде. Там, кстати, был ещё и Трёхзвёздочный. Теперь же, придя к нему, Леночка безапелляционно заявила, что не пьёт «Пятизвёздочный» коньяк. Дескать, она потом не хочет долго обниматься с «белым другом» в туалете. Мол, я же тебе чётко сказала, какой коньяк мне нужен. А когда Джонни попытался в своё оправдание пробубнить что-то о цене, Леночка строго констатировала: «Так ты ещё и жмот, оказывается!». Поняв, что делать ей здесь больше нечего, она попросила его проводить её обратно до метро. Таким образом, несмотря на все его старания, их встреча была для Джонни полной катастрофой. Его негативное восприятие ситуации усугублялось тем, что Леночка в тот день выглядела особенно неотразимо. Надо полагать, так ею и было задумано, и значительную часть времени после их напряжённых утренних разговоров она занималась своей внешностью.
При расставании в метро она сказала ему: «извини за плохое настроение». Всю дорогу домой рассерженный Джонни только и думал о том, что пусть теперь её любовник покупает ей правильный коньяк. А сам он будет до победного конца сидеть на сайтах знакомств, пока не встретит женщину, которая примет его таким, какой он есть. И для этой женщины он сам, как уникальный и неповторимый человек, будет важнее, чем марка коньяка.
Однако уже на следующий день, презирая себя за это, Джонни снова набирал на своём мобильнике номер Леночки. Но Леночка не брала. Он звонил и звонил, но в ответ слышались лишь гудки, вскоре сменявшиеся металлическим голосом, рассказывающим ему про отсутствие абонента. Наверное, обнимается там со своим ё*****, сука, — обиженно думал Джонни.
На следующий день, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о Леночке и своей унизительной роли во всей этой истории, Джонни фотографировал лёд и снежные шапки на ветках, образовывавшие узоры невиданной красоты. Однако в процессе своей фотосессии он почему-то неожиданно почувствовал сильный прилив жалости по отношению к Леночке. Ведь она в силу своей эмоциональной скудости не способна была замечать и по достоинству ценить простую красоту, которая повсюду вокруг нас и являет себя в таких простых вещах, как яркое зарево заката или сказочный иней на ветках морозным январским утром.
Однако от жалости к душевнобольному человеку и заочного сострадания к нему до осмысленного и конструктивного общения с ним — дистанция огромного размера. Джонни остро почувствовал это, когда Леночка сама позвонила ему на следующий день.
Как бы неприятно ни было ему признаваться в этом, так уж сложилось, что Леночка во многих отношениях доминировала в разговорах с ним. Складывалось впечатление, что у неё были изумительные, несоизмеримо более развитые навыки общения, и потому если она этого хотела, их разговор лился ровным, естественным потоком. А если нет… Разговор 6го числа начался с того, что Леночка поделилась тем, что её бывший, дескать, соизволил с ней поговорить. (Джонни прекрасно понимал, что Леночка лжёт, и что на самом деле у неё числа 4-го была самая что ни на есть интимная встреча с её бывшим. В противном случае у неё не было бы проблемы с тем, чтобы ответить на звонок 4 числа.) С её слов, теперь бывший открыто отрицал, что она его любит. И утверждал, что она любит на самом деле не его, а своё чувство к нему. По сути дела, это было политически корректной констатацией того факта, что получить его в своё распоряжение было для неё куда важнее, чем он сам.
Зато Леночка отлично знала, на ком она может безнаказанно сорвать свой негатив по поводу облома с бывшим. Джонни уже давно был в курсе её практически полной неспособности переносить фрустрации. Даже после незначительного разочарования с её языка начинал обильно сочиться яд злобы, которым она была готова травить каждого из тех, кто по тем или иным причинам не мог ей ответить. Свою садистскую психическую атаку против Джонни она построила таким образом. Как только он пытался начать ей что-то рассказывать, она заявляла, что это она уже слышала. Или что это ей неинтересно. Или ещё как-то давила на корню его попытки о чём-то с ней поговорить. В результате не готовый к такому повороту разговора Джонни терялся и начинал что-то бессвязно бормотать, обильно разбавляя вынужденную скудость содержательных слов морем всяческих «ну», «вот», «так сказать» и т. д. На что Леночка призывала его не говорить лишних слов и вообще следить за речью. Однако в сложившейся ситуации такая критика повергала его просто в ступор, из которого Леночка якобы пыталась его вывести замечаниями: «не молчи», «говори уже что-нибудь, раз позвонил» и т. д. В каждой из таких ситуаций, повторявшихся несколько раз 6–8 января, Джонни оказывался всё более подавленным и растерянным. Потом он неизменно делал робкие попытки завершить мучительный для него разговор, однако прежде чем разрешить ему это сделать, Леночка неоднократно останавливала его словами: «Ты куда? Не уходи, поговори со мной». Складывалось уверенное впечатление, что Леночке нравилось терзать его таким образом.