В магазин они уже не стали заходить, а просто уже дома заказали пиццу. В ожидании пиццы Леночка рассказывала ему о себе такие вещи, которые он при других обстоятельствах и не рассчитывал услышать. Рассказывала про поездки в деревню в юности. А также чем они там занимались. Рассказывала неприличные истории про свою работу, относительно которых Джонни сомневался, что ему следует в это верить. Например, о том, как её коллега «отсасывает» у начальника. О том, как она сама играет с тем же начальником в игру «угадай-ка». Игра начинается с того, что Леночка просит начальника угадать, какого цвета на ней нижнее бельё. И независимо от его ответа заявляет, что он не угадал и предлагает попробовать ещё. Наконец, после нескольких попыток она, по её словам, заявляет ему, что на ней и вовсе нет нижнего белья, вызывая у начальника навязчивое желание собственноручно это проверить. Такой поворот разговора, конечно же, уже совсем не радовал Джонни, однако он не стал делать замечание, а лишь смущённо промямлил что-то вроде: да, интересный у вас там дресс-код!
Не обошлось без вранья и на этот раз. Словно расстроенный способностью Леночки работать лишь тем, что она скрывает под отсутствующим нижним бельём, её начальник поинтересовался, почему она не получила нормальное образование. На что Леночка, по её словам, ответила, что её мама инвалид, фактически не работает, а потому Леночке пришлось с ранних лет идти зарабатывать на двоих. Слыша это, Джонни не мог про себя не посочувствовать её маме, которая помимо своей работы вынуждена ещё фактически тащить на себе по жизни вот такую дочку.
После того как они с удовольствием съели пиццу, которую Леночка запила пивом, доставленным вместе с пиццей, ей вдруг захотелось похмелиться, и она вспомнила про «дешёвый коньяк, ну помнишь, что ты мне предлагал после Нового года?» На что Джонни честно ответил, что коньяк тот уже давно выпит с удовольствием и благодарностью его товарищем. Джонни тогда про себя подумал: может, оно и к лучшему. Потому что «догнавшаяся» пивом Леночка уже была в таком состоянии, что стала говорить вслух вещи, которые ни за что не сказала бы при других обстоятельствах. Так, она некоторое время сидела и размышляла вслух: «мыть или не мыть». Потом, наконец, они улеглись. Однако тут же Леночка стала требовать горшок, потому что, видите ли, до туалета ей идти лень, а описаться она тоже не хотела.
Наконец, после её возвращения из туалета, Джонни немного погладил её через почему-то оказавшееся на ней нижнее бельё в том месте, которое она в итоге решила в ту ночь «не мыть». После чего они дружно заснули в обнимку.
Утром они ещё немного повалялись на кровати, и он целовал её в губы. На что она говорила ему: Муся, ты целуешься как хомячок. Потом Джонни отдал Леночке заказанный ею подарок — пятнадцать тысяч рублей наличными, и поехал провожать её до полпути к ней домой.
По дороге она зачем-то рассказала ему, что скажет маме, что это ей дали премию. Мол, если бы она созналась, что эти деньги ей подарил Джонни, для мамы это было бы со стороны Леночки «неправильно». В смысле, принимать такие подарки.
8 марта они встретились и пошли в кино. Когда Джонни подарил ей букет роз, Леночка поцеловала его в губы. Однако потом сказала, мол, зачем ещё деньги на цветы было тратить? А Джонни… хотя и понимал прекрасно, что она привыкла охапками выбрасывать в помойку цветы, подаренные разными молодыми людьми, всё равно хотел сделать для неё что-то приятное.
В субботу они пошли в ресторан. Основным впечатлением от этой встречи для Джонни стала чудовищная пропасть между их взглядами на людей, на жизнь и взаимоотношения, открывшаяся перед ним в процессе этого разговора. Джонни то и дело ловил себя на мысли, что если бы он случайно услышал как другая, незнакомая ему женщина высказывает такие взгляды, он бы тут же её возненавидел. Так, она говорила ему о том, что ей интересен Ближний Восток. Но не Израиль. Потому что в Израиле, мол, мужчины слишком умные, всё время читают книжки и не заботятся о женщинах. Ей больше нравятся арабские страны, где много золота. Тогда Джонни спросил у неё, как она относится к тому, что женщина в таких странах может быть бесправна, являясь фактически собственностью мужа, у которого помимо неё ещё куча других женщин. На что Леночка ответила, что наличие других женщин её не смущает, коль скоро хорошо обеспечивают её. Последнее явление, естественно, очень насторожило Джонни. Ведь оно фактически указывало на отсутствие у неё интереса к близкому душевному контакту с человеком противоположного пола, которому суждено сыграть особенную роль в её жизни. А ещё, Джонни добавил тогда с горьким цинизмом, что «если у кого-то 2 женщины или больше, это означает, что у кого-то ещё нет ни одной». На что Леночка холодно ответила, что это уже личная проблема того, у кого нет женщины. Казалось бы, после таких слов Джонни должен был её возненавидеть. Однако при этом Леночка вела себя по отношению к нему в том разговоре весьма корректно. Так, когда зашла речь о девушках, и он рассказал о своём очень скромном опыте с ними, Леночка ответила ему, что ей в этом плане даже стыдно про себя ему рассказывать. И хотя Джонни прекрасно понимал, что Леночкин стыд — явление исключительно напускное, в реальной жизни практически несуществующее, за которым не стоит никакого внутреннего чувства с её стороны, ему было очень приятно, что она по крайней мере не начинает его по этому поводу унижать, как поступили бы после аналогичного признания многие женщины. Потом Леночка заказала себе ещё мартини, сказав, словно извиняясь, что если у него не хватит денег, то она добавит, потому что у неё ещё немного осталось от его «подарка». Джонни был приятно поражён такой предупредительностью со стороны Леночки и поспешил заверить, что денег ему хватит и на мартини.
На следующий день вечером позвонила Леночка и практически сразу заявила о том, что она хочет. Но тут же добавила, правда, что ей лень ехать. Мол, если бы мне было так не в лом, что я бы сейчас приехала к тебе, и мы бы с тобой… Джонни так обалдел, что слегка приоткрыл рот и начал беспорядочно моргать глазами. Хорошо, Леночка меня сейчас не видит, а то бы точно перехотела, даже если действительно хочет, а не врёт и не пытается манипулировать как обычно, — подумал он. В его голове сразу забегали мысли: а вдруг можно всё-таки попытаться её вытащить из дома, притащить к себе и затащить в койку? Но как? Если он примется её упрашивать, то это будет с его стороны проявление слабости. Этим он только вызовет её презрение. И если у неё в результате будет к нему какое желание, то только вытереть об него ноги. Нет, надо сформулировать это так, что пусть она приедет сюда не потому, что я попросил, а чтобы сделать себе приятное. И только он собрался поговорить с Леночкой об этом, как взгляд его упал на стол из ИКЕИ, который у него за целый месяц руки так и не дошли собрать до конца. А ведь соврал Леночке, что стол уже готов! И если она приедет сюда, увидит, разозлится. И так ничего и не будет у них, кроме её злости! Но почему, почему, он не умеет врать так, как она?! А главное — выкручиваться, когда откроется неизбежная ложь. С этими неприятными мыслями Джонни вынужден был в очередной раз смириться с тем, что они с Леночкой опять обнимались и раздевались только по телефону. Зато теперь, кажется, он уяснил для себя, что имели в виду девки из интернета, когда говорили про «вирт». Вот только что в нём за удовольствие? Особенно если сравнивать с подлинным контактом между живыми людьми… Этого он почему-то никак не мог прочувствовать. Возможно, у него просто не хватало фантазии…