Леночка упоминала об этом с такой уверенностью, что растерянный Джонни начал судорожно пытаться вспоминать, когда такое могло произойти. Однако от волнения у него было ощущение, словно ему вообще память стёрли. Чтобы хоть как-то выкрутиться из сложившейся очень неприятной ситуации, Джонни смущённо мямлил, тщетно пытаясь оправдаться перед Леночкой: не знаю, может, я просто не расслышал, или не обратил внимания…
Тем временем Леночка развивала наступление: Знаешь, иногда слабой женщине так хочется быть уверенной, что мужчина обо всём позаботится, найдёт выход из самой сложной ситуации, на него всегда можно положиться. А если мужчина не может запомнить четыре цифры, необходимые для доступа к его же собственным деньгам, или не обращает на тебя внимания, когда ты ему их говоришь…
Джонни был в ярости. Ему очень хотелось сказать: положиться можешь на своего любовника, сука. Или, скорее, под него. Но Джонни тут же вспомнил, как Леночка не далее как в тот самый день изящно продемонстрировала ему на своём телефоне: вот видишь, мол, нет у меня никакого любовника! Не в силах больше терпеть унижения и в то же время не зная, что ответить, Джонни решил играть ва-банк. Не говоря ни слова, он подошёл к сейфу и набрал 1987. Замок открылся. Сезам, отворись, — произнёс Джонни, возвращаясь обратно на свою часть кровати.
Логика, которой руководствовался Джонни, была такой: Леночка сменила пароль. Ей необходимо было непременно использовать комбинацию цифр, которую она не забудет. Так как если бы она облажалась и не вспомнила пароль, то реальной надежды на Джонни у неё не могло быть — он попросту был не в курсе смены пароля. Поэтому выбор столь значимых для неё четырёх цифр был вполне логичен.
Леночка порой действительно изумляла Джонни. Он тоже так хотел научиться, никогда не терять самообладания. Леночка даже не выразила видимого удивления, а лишь сказала: Молодец. Вот видишь, можешь же вспомнить, когда постараешься!..
Услышав это, Джонни не выдержал. Удивляясь собственной решимости, он сказал Леночке: Послушай! Мы оба знаем, что произошло: ты поменяла пароль, и не проинформировала об этом меня. Дабы я выглядел как последний идиот, или безнадёжный «склеротик», забывающий всё на свете. Ты не запамятовала случайно пароль, а просто решила провести против меня целенаправленную психическую атаку, дабы деморализовать и выставить совершенно неадекватным.
Джонни вспоминал, как чуть больше недели назад он написал и пытался опубликовать в интернете статью «Мрачный мир социопатов в тусклом, мерцающем свете газовых фонарей», где анализировался этот приём. Теперь же он рассказал Леночке о применённом ею методе манипуляции. В ответ Леночка хладнокровно кинула ему «ты бредишь», и резко вышла в туалет. А Джонни с удовлетворением отметил, как буквально на мгновение по её прекрасному личику пробежало выражение дискомфорта, очевидно, вызванное разоблачением в ходе его контратаки. Джонни устроился на кровати поудобнее и принялся (с заметным чувством тревоги — он был вынужден себе в этом признаться!) ждать от Леночки нового психического наступления.
Возвращение Леночки принесло новые сюрпризы. Вопреки опасениям Джонни, Леночка с характерной для неё фальшивой дружелюбностью улыбнулась ему. После чего показала ему свою руку с расчёсанным прыщиком на запястье: Муся, посмотри, пожалуйста, видишь, меня кто-то укусил? И теперь у меня ручка распухла! Муся, я не умру? Потом, это же некрасиво! Фи!
Джонни был немало удивлён таким поворотом разговора, но быстро нашёлся, что сказать: приложи что-нибудь холодное, не чеши и намажь антигистаминным кремом. — А у тебя есть такая штука, крем этот, как ты там сказал?.. — Антигистаминный. Нет. Я не аллергик, не подумал как-то с собой взять. — Ну что же ты… Как Джонни отметил с удовлетворением, в голосе Леночки не было агрессивного наезда, как часто случается. Скорее, это было что-то вроде «эх, ты!».
В порядке то ли частичного самооправдания, то ли просто для поддержания разговора, Джонни сказал умиротворительно: ничего, не переживай, пройдёт скоро. Ты только, главное, постарайся не расчёсывать!
В ту ночь впервые за всю неделю пребывания в Израиле Джонни засыпал довольный, чувствуя торжество победителя. Он знал, что психопаты — хищные звери типа Леночки — уважают исключительно силу. А чувствуя слабость другого, они могут лишь презирать, использовать и издеваться. И в тот вечер Джонни ощутил в себе эту силу. Пусть это была лишь сила мысли, разоблачившей подлый приём Леночки, направленный против него.
Свой успех Джонни решил развить на следующий день. Сначала утром ему помогла в этом его же собственная непроизвольная реакция. Он сел и начал что-то записывать. Леночка поинтересовалась, что он пишет. Джонни ответил: свои мысли. — О чём? — О жизни. Когда несколько минут спустя, проходя мимо него, Леночка якобы невзначай поглядела в его сторону, Джонни принялся судорожно прятать свои бумажки. — Не бойся, я всё равно ничего не увижу. Ты же знаешь, какое у меня плохое зрение, — презрительно сказала Леночка.
Следующую, на сей раз более решительную попытку Джонни сделал уже после обеда. Успев к тому времени уже перегреться под палящим солнцем и потому не желая идти загорать, Леночка обратила внимание на телевизор и устроилась щёлкать пультом. Наконец, перебрав все местные каналы и не найдя ничего интересного, она созрела от скуки поговорить с Джонни. Его первоначальный расчёт был таков: приводить Леночке примеры её лживого, манипулятивного, аморального поведения. После чего интересоваться: а вот это зачем ты сделала? Ты подумала о том, какие могут быть последствия?
Естественно, Джонни прекрасно понимал: Леночку не приведут в восторг такие вопросы. Однако любая её реакция, как надеялся Джонни, будет для него информативной, поможет лучше разобраться в её характере и поведении. Увы, затея Джонни обернулась полным провалом. Пытаясь предвидеть и заранее мучительно перебрав в голове, казалось бы, все мыслимые варианты, он оказался совершенно не готовым к реальной реакции Леночки. Она не стала спорить, злиться, словесно нападать на него. А просто хладнокровно, без особого труда гасила все попытки Джонни к установлению диалога на интересующие его темы, относящиеся к ней. Леночка просто в упор отрицала очевидные факты про себя. И заявляла: Я не хочу обсуждать твои бредовые фантазии — мне это не интересно.
В результате, после изнурительной (но только для него!) беседы единственная содержательная информация, полученная Джонни, состояла в следующем: Леночка то и дело просила своих многочисленных знакомых сделать для неё то одно, то другое. Мол, им это ничего не стоит. Они же, по её словам, принципиально отказывались, говоря: Лена, ты всё это должна делать сама! И только Джонни, по её словам, единственный такой инопланетянин (как он понял, это слово в данном контексте было политически корректным синонимом слова «лошара»), готовый помогать бескорыстно.
Таким образом, Джонни не узнал для себя, по сути, ничего нового, а лишь снова чувствовал себя сильно расстроенным и обиженным. Его надежды поговорить с Леночкой о её проблемах рухнули. Получалось, она вообще не считала явно присутствовавшую у неё патологию личности своим дефектом. В конце концов, проблемы-то из-за этого в основном были не у неё, а у Джонни и других «лохов», которых она использовала. А ей, поди, плохо: даже работать-то особо не надо — ей всё гораздо проще достаётся. Осознание такой несправедливости снова разозлило Джонни. Ничего, я с тобой за всё рассчитаюсь, сука, — гневно думал он.
После ужина, выйдя на улицу, Джонни почувствовал себя очень нехорошо. Ему было трудно дышать, и у него снова возникло отвратительнейшее чувство нереальности окружающего. Джонни охватил уже не просто страх, а самый настоящий ужас. В его сознание вцепилась и не хотела отпускать навязчивая мысль о том, как ужасно умереть в последний день перед вылетом домой. Умирать, конечно же, ужасно в любой день, однако в последний день это было особенно обидно. Джонни мучительно представлял себе, как все его грандиозные творческие планы относительно завершения книги про Леночку, написания статей и прочих материалов про психопатов так и останутся нереализованными. И было ощущение, словно от этих безрадостных мыслей ему становится хуже чисто физически, как будто они тяжким грузом ложились на его и без того многострадальный организм.