Такая характеристика со стороны Джонни совершенно не понравилась Вере. Ещё около получаса назад она всячески пыталась показать Джонни, что её увлечение соционикой не очень серьёзно, что она подходит к этому своему интересу обдуманно, не бросаясь в эту сферу с головой. Словно кто-то собирался осудить или низко оценить её по причине чрезмерной рьяности этого увлечения. Теперь же она ринулась на защиту соционики: «Да как ты можешь так огульно судить о том, чему ты посвятил всего полчаса своей жизни?!» — отчитывала Вера Джонни. «Значит, я, по-твоему, такая дура, что всерьёз занялась такой ерундой?! И раз тебе понадобилось всего полчаса, чтобы заклеймить соционику, ты и про меня, небось, там себе уже подобные нелестные выводы сделал! Хоть ты меня также знаешь всего без году неделю». Почитав эту гневную тираду со стороны Веры, Джонни не мог не подумать о том, что она тоже в некотором роде невротик. Он так хорошо знал это из личного опыта: способность увидеть жуткий негатив для себя и стремление унизить со стороны других в объективно нейтральной, казалось бы, ситуации. Джонни поспешил (впрочем, без особого энтузиазма в этих своих усилиях) успокоить Веру, что у него ничего такого и в мыслях не было. Однако по её реакции на его заверения было совершенно очевидно, что осадок у неё остался.
Подтверждение такому своему ощущению Джонни получил на следующий день, когда написал Вере. Она снисходительно ответила ему, что уже чуть было на него не обиделась (это, разумеется, предполагало, что тогда они уже больше никогда бы не общались) за вчерашний отзыв о соционике. Теперь пришла очередь Джонни продемонстрировать свой невротический характер. Ему представлялось всё более оскорбительным то, как Вера держалась в общении с ним. У Джонни всё больше складывалось ощущение, что она с ним разговаривает, как с самыми ущербными из её «задротов». Но он-то, в отличии от них, себя уважал. И у него было мнение о себе ого-го! При этой мысли Джонни почему-то вспомнил того молодого писателя, автора «Зверя» и то, какой у него был апломб. А Джонни считал себя не хуже. И он теперь был тоже в некотором роде писатель, рассказывающий своим (пока только воображаемым) читателям о Леночке и о себе, так что нужно было держать марку.
Конечно же, Веру можно было бы пожалеть — столько у неё было комплексов, некоторые из которых просто пёрли наружу. Джонни вспомнил, как специально тащился на Нагатинскую в компьютерный магазин, чтобы купить веб-камеру, дабы иметь возможность совершать видео-звонки Вере по скайпу. Однако когда он подключил и настроил веб-камеру на показ своего рыла окружающему миру, Вера (всего пару недель назад так активно агитировавшая его приобрести камеру, чтобы они смогли, наконец, увидеть друг друга) заявила, что стесняется передавать своё изображение. И предложила просто поговорить, только звуком, как при обычном телефонном звонке. Однако стоило только им начать говорить, как выяснилось, что Вера и этого стесняется, испытывая труднообъяснимый дискомфорт по поводу собственного голоса и того, каким он представляется другим. Джонни такая стеснительность Веры вначале показалась очень подозрительной. Ему стало казаться, что Вера таким образом пытается скрыть тот факт, что на самом деле она живёт не в Москве (как она указала на сайте знакомств Кобра), а в Клину (как Джонни выяснил, забив в поисковик её имя пользователя в скайпе). Джонни представлялось, что в Клину ширина каналов связи должна быть значительно ниже, чем в Москве, соответственно видео могло тормозить, и Вера на этом могла проколоться. Впрочем, вскоре Джонни вынужден был оставить это объяснение как слишком мудрёное и технически продвинутое для Вериного ума. Наверное, она действительно искренне стесняется, — пришёл к выводу он.
Но, как бы там ни было, у Джонни тоже были свои комплексы в плане того, какое отношение к себе он мог терпеть, а какое не очень. Хотя Джонни, конечно же, предпочитал называть это всё не комплексами, а статусными соображениями, самоуважением и т. д. Впрочем, как их не называй, именно эти его заморочки не позволяли ему спокойно относиться к презрительно-снисходительному стилю общения с ним этой приезжей девицы. Именно приезжей. Джонни прекрасно понимал, что, несмотря на свою клинскую прописку/регистрацию, Вера наверняка паслась здесь, в столице. И именно в его славном городе она собиралась себе в принципе искать уже не мальчика, но мужа. С московской пропиской/регистрацией, разумеется. Дабы он поделился с ней своим жильём. А как же иначе?
По крайней мере, такими представлялись Верины мотивы для Джонни, когда он задумывался о том, зачем она скрывает своё немосковское происхождение. У него же самого был пунктик относительно её прописки. Джонни сразу злобно вспоминал всяких родственничков, а также маминых подруг и знакомых. Которые практически все его ни во что не ставили. Джонни отчётливо представлял себе, как они ободряюще шипели его маме на ухо относительно его незавидных личных перспектив: ничего, Ира, может быть, какая-нибудь приезжая… Когда его воображение в очередной раз рисовало ему такую картину, он сжимал кулачки и клялся себе, что никогда-никогда не ляжет в одну кровать с девушкой, которая родилась за пределами МКАД. Хотя Джонни, естественно, был готов сделать исключение, скажем, ради девушки, которая родилась в Лос-Анджелесе, Париже или Лондоне. Впрочем, ему в любом случае было очень просто демонстрировать верность своему принципу, т. к. к нему в кровать в любом случае никто не стремился ни из Подмосковья, ни из самой что ни на есть Мухосрани.
Дополнительно накрутив себя такими «географическими» мыслями о Вере, после очередной её реплики, которая ему не понравилась, вместо ответа Джонни просто удалил её из своих контактов в скайпе. Теперь ни одна злонамеренная приезжая ему точно не угрожала! Он больше ни с кем не общался, даже виртуально, оставшись фактически один-одинёшенек, если не считать его умирающей мамы. Осознание этого печального факта тяжким грузом давило на его многострадальную психику. В частности, подталкивая его совершать бессмысленные, абсурдные, иррациональные поступки. Один из таких поступков состоял в том, что Джонни то и дело навязчиво проверял электронную почту. Словно постоянно ждал, что кто-нибудь ему напишет. Хотя было совершенно очевидно, что ждать писем ему решительно не от кого.
Но вот однажды, снова проверяя корреспонденцию, Джонни обомлел: ему пришло письмо с до боли знакомого адреса…