– Нет, мам, я не про платья. Я вообще…
– Не знаю, Мора. Не знаю. Это было бы непросто, даже если бы ты не была…
– Особенной? – усмехнулась Мора.
Мама несмело улыбнулась в ответ:
– Да. Особенной.
В ее голосе иронии не прозвучало. Мора мотнула головой:
– Переоденусь на месте. Ничего не случится, мам. Честно.
Мама повела плечом, глядя куда-то в сторону, словно хотела добавить что-то еще, но закусила губу и только бросила:
– Нам пора.
Мора на ходу оглянулась. Комнатушка у нее была стандартная, одноместная. Четыре квадрата: два из них – на постель, один – на рабочий стол со шкафом, один – свободный. А еще бесплотный мобус, который везде и одновременно нигде. Из окна струился бледный свет, испарина от Третьего кольца колыхалась грязной утренней дымкой, из вентиляции тянуло горелым. То ли запах вчерашних фейерверков, то ли кто-то из соседних отсеков перепек сою. Все такое знакомое и родное…
Из собственных вещей Море взять ничего не позволили, потому путешествовать ей предстояло налегке. Странное ощущение: она перебирается так далеко и так надолго, а из вещей у нее ничего и не будет, кроме алого форменного платья, которое прислали накануне.
– Готова?
Отец ждал у выхода, одетый в свой обычный рабочий костюм. Лицо гладко выбрито, глаза ясные, бодрые. Зикки не было.
– Я тебя провожу пару кварталов, – пояснил отец. – Иначе опоздаю. А мама сходит с тобой до самой стены.
До самой стены… И на том спасибо.
– А Зикка где? – все же спросила Мора.
– Уже ушла, – тихо ответила мать. – Сказала, что взяла раннюю смену.
Мора хотела хмыкнуть – с каких это пор Зикка берет сверхурочные? – а потом поняла. Весь свой запас сантиментов сестра израсходовала еще вчера. Ну и ладно – не навечно же Мора, в конце концов, уезжает! Зикка еще успеет ей попортить кровь. Они еще не раз поцапаются: Зикка скажет, что Мора – трусливая комнатная глокка, а Мора назовет ее павлиньей курицей. Да, именно так и будет.
Мора улыбнулась. Кажется, она и правда уже скучала по сестре.
Отец распрощался с Морой далеко внизу – сурово посмотрел на нее, вздохнул, будто запоздало пожалел, что расстается с дочерью, буркнул ей короткое «Ну, увидимся» и ушел. Преодолевая ярус за ярусом, Мора с матерью миновали три уличных алтаря. Мать высыпала в каждый по пригоршне зерна, и одноглазые вороны тут же начинали кружить над их головами. Свечи горели светло, почти прозрачно, и трепетали на ветру, а Море казалось, что резные физиономии богов ухмыляются. Если бы не брат Теус, она бы сейчас никуда не уходила. И откуда это дурное чувство, будто ее хотят принести в жертву великим? Может, с меткой богов просто-напросто выкидывают в Бездну, иронично предлагая «полетать»? Но сделать это проще с нижнего яруса Второго кольца – самого последнего и самого широкого пояса вокруг острова. Забираться наверх тогда бессмысленно.
Так высоко по Второму кольцу Мора еще не поднималась. Ярус за ярусом крыши светлели, воздух наливался теплом, и дышать становилось легче. Но Мора все равно запыхалась, и ей пришлось встать у ограждения, чтобы перевести дух. Небеса Бездны переливалась загадочным лиловым, светило приподнималось из-под острова, из вечной черноты дна Бездны, и Мора зажмурилась.
Мама стояла рядом, и Мора потянулась, чтобы осторожно коснуться ее руки. Ей нужно было если и не крепкое объятие, как от Зикки, то хотя бы крошечное ободряющее прикосновение, но мама отступила.
Мора сглотнула ком в горле. Прохожие меж тем пялились – изумленные, любопытные, испуганные. Мора отворачивалась, но чувствовала взгляды спиной, да еще платье, даже сложенное вчетверо, ярко горело у нее в руках. Зеваки, охотники за сплетнями – все они не спускали глаз с Моры. Еще немного, и в толпе зашепчутся про «уродку»…
– Пойдем? – позвала Мора.
Мама кивнула, и они двинулись по лестнице наверх, чтобы преодолеть последний ярус.
Звенели колокольчики на дверных амулетах, ветер трепал бумажные гирлянды, в непросохших лужах плавали обертки и цветной серпантин. Море не верилось, что она вот-вот увидит заслон, и когда последняя крыша осталась позади, Мора невольно вздрогнула.
Перед ней по обе стороны простиралась высокая стена из матового, слегка вибрирующего материала, похожего на мутное жидкое стекло. Мора знала, что заслон создают арканитовые излучатели и от прикосновения к этой обманчиво безопасной поверхности ждет удар током, после которого можно пролежать не одну неделю в лазарете, но вдоль стены все равно тянулась шеренга солдат – молчаливых, бесстрастных, угрожающих.
Мора поежилась. Обычно, замечая патруль в свои редкие вылазки на террасы, она предпочитала перейти на другой ярус. Темно-сиреневая форма неприятно ярким пятном выделялась на буровато-сером, сдержанном фоне Второго кольца. В гвардию шли такие же простые парни со Второго, как и те, с которыми встречалась или работала на фабрике Зикка, но они проходили особую подготовку где-то здесь, на границе с Первым, и размещали их тоже здесь, на верхнем ярусе Второго. Говорили, что лучше жизни, чем у гвардейца, нет, но это дорогого стоило. Зикка была уверена, что в обмен на комфортные отсеки, хорошую пищу и большие деньги у солдат забирают души. Она как-то пыталась с одним пофлиртовать – в ту ночь отцу пришлось забирать ее из участка, а мать чуть не поседела. Те, кто попадались в руки гвардии, могли и не вернуться.