– А я Миррил, – представилась бывшая магиня, вглядываясь в лицо мужчины, словно пыталась что-то вспомнить. – Фамилию свою я давно не помню, поэтому – просто Миррил.
– Очень приятно познакомиться, – признался Вито. – Ваше имя мне известно – на каждом столбе вместе с вашим портретом расклеено. Я знаете, очень большой риск на себя взял…
– Ты со мной нежна, моя магиня! – резко перебила его Миррил. – Я ж с тобою буду грубым волком… Да?
– Ты теперь моя всегда, отныне, – подхватил Барон Отрицательный. – Не сбежать тебе, моя красотка. Вместе радость мы разделим, выпив на двоих бокал вины… Эй, там ведь не магиня была, а богиня!
– Мне с магиней больше нравится, – призналась Миррил. – На книжке другое имя было написано.
– Мой псевдоним «Барон Отрицательный», – признался Вито. – И как вам это произведение?
– Честно? – спросила Миррил, чувствуя, как начинают напоминать о себе ушибы и ссадины.
– Хотелось бы вкусить крупицу правды в сухой пустыне лжи и притворства, – ввинтил Барон.
– До безобразия слабо и безвкусно, – призналась Миррил.
– Я знаю, – вздохнул Вито.
– Мне никогда этот стих не нравился, – добавил Барон.
Миррил лежала на диване (на котором не так уж давно лежал поэт Барон Отрицательный, глядел на трещину в потолке и не мог ничего путного придумать) теребила в руках серебряную статуэтку арфы на аметистовой подставке. В аметисте была выгравирована надпись: «Барону Отрицательному, победителю XXII Всечикрогского фестиваля поэзии «Серебряная арфа». Мистор, 7523 г.». Вито копошился на кухне, наспех жарил яичницу на постном масле. Других продуктов у него не было, а обворожительная гостья просто умирала с голоду. Было немного стыдно, что угощение будет столь убогим: ни тебе трюфелей, ни икры глубинной рыбы Сеоотр, ни экзотических красных грибов (от которых чувствуешь приятную лёгкость в голове), ни тебе запечённой с яблоками утки, ни рагу из дикого трехпалого корлика, ни марочного вина в хрустальных бокалах на тонкой ножке...
До чего же Вито устал жить на грани нищеты! Он великий поэт Барон Отрицательный! Оплот и надежда всего мира на литературное наследие этого времени! Угощает очаровательную гостью (которая выползла из канализации, была вся покрыта ушибами и ссадинами, но при этом не потеряла шарма) какой-то убогой яичницей из трёх яиц! Ведь в грёбаном холодильнике больше ничего не было, кроме этих самых яиц, пустой коробки из-под майонеза, огрызка засохшей колбасы и бутылочки с постным маслом на дне.
Да, в хлебнице доживал свой час подсохший ломтик ржаного хлеба, который прекрасно дополнил вкусное угощение. Сам Вито решил ограничиться чаем. Яиц попросту на него не хватало...
Барон Отрицательный жил милостью своих любовниц. Гонорары за сборники стихов были настолько малы, что вызывали не то, что недоумение, а даже нервный смех. Хотя будь у Барона полно денег, он всё равно бы голодал, не окажись рядом верной подруги, подносящей ко рту заветную ложку с едой. Всё та же миловидная официанточка Ирэн из его любимого паба «Бравый жеребец» приходила к нему раза два в неделю. Получая причитающуюся порцию звериного траха, Ирэн начинала хозяйничать в доме любовника. Стирала грязное бельё, мыла пол, вытирала пыль, готовила еду. Да, приходила она к нему всегда с корзинкой, полной продуктов, поскольку знала, что если не принесёт их, то Вито так и останется голодным (разве что его не накормит какая-нибудь залётная ябранка).
Из женской одежды у Вито в шкафу лежало лишь старенькое домашнее платье Ирэн. Такое, голубое с выцветшими вязаными розами на плечах. На Миррил оно было слега большое в талии и груди, село плохо, не подчёркивая стройную фигуру. Но, Святая Ненависть всё изрежь, это лучше, чем сидеть в доме незнакомого мужчины голой!
Перед тем, как отправиться на кухню вести неравный бой с яйцами, Вито отыскал для Миррил мазь «Спасатель» и порекомендовал втереть её в ушибы и ссадины. Девушка приняла из его рук тюбик и попросила покинуть комнату, так как собирается раздеться, чтобы обработать травмы. Часть Вито (Барон Отрицательный, то есть) не хотела покидать комнату для гостей, служившую так же и кабинетом, чтобы насладиться видом на прекрасную голую девушку, втирающую густой и пахучий крем в своё тело. Но здравомыслящая и тактичная часть Вито всё-таки взяла верх и ретировала хозяина на кухню.
– Так ты профессиональный поэт, да? – спросила Миррил. Она уже давно намазала ушибы и натянула на себя платье Ирэн. Ткань неприятно липла к пахучему средству, втёртому в кожу, но это была приятная неприязнь. Девушка чувствовала, как по телу растекается теплота. Она знала, что эта теплота – действие лекарственной мази. Не получив ответа, Миррил поставила статуэтку серебряной арфы на дешёвенький пластмассовый столик, что стоял рядом с диваном, и добавила: – Ничем больше не занимаешься?