На деньги, вырученные от продажи «Мерлина», отец решил купить лошадь и пуститься домой на север в одиночку. Зима стояла довольно мягкая, а в городе ему делалось все неуютнее, тяготило безделье, совестно было жить нахлебником у Фруэна и злоупотреблять его гостеприимством. Поэтому, не выдержав, отец отправился на конюшню к Тому Блэку, и Том с радостью продал ему выносливого коняшку, способного выдержать долгий путь и окупить свое содержание в Синей Горе. Том заинтересованно расспрашивал про Доброхота и ничуть не оскорбился, узнав, что тот снискал славу тяжеловоза. «Я же говорил: что она ему велит, то он и сделает, — напомнил Том. — Передавайте от меня привет всем, особенно двум новорожденным».
Через несколько дней отец отправился в путь и преодолел его достаточно быстро — к концу пятой недели над знакомыми холмами показались струйки дыма из труб Гусиной Посадки. Однако в тот же вечер небо затянуло серыми тучами, и поутру повалил снег. Отец переночевал в «Пляшущей кошке» и с рассветом отправился дальше напрямик через лес, уверенный, что между Гусиной Посадкой и Синей Горой заблудиться негде. Отцу не терпелось попасть домой, а объездная дорога отняла бы у него несколько драгоценных часов.
Пурга налетела откуда ни возьмись. В мгновение ока пушистые белые хлопья завертелись в дикой пляске, и даже уши коня с трудом угадывались в этой кутерьме. Отец продолжал путь, потому что укрыться было негде, и вскоре заблудился.
Конь начал спотыкаться, словно на невидимых кочках. Снег слепил глаза. Отец предоставил коню по мере сил нащупывать дорогу, а сам только закрывался рукой от резкого ветра и снега. Он не знал, сколько проехал так, когда ветер вдруг стих. Отец опустил руку и огляделся. Снег ложился мягко, почти ласково, укутывая шалью сосновые лапы. Вокруг был сплошной лес, куда ни глянь, одни высоченные деревья, сплетающиеся ветвями в вышине.
Через некоторое время между деревьями показалась тропинка. Едва заметная, узкая, занесенная снегом, она протянулась между норами, гамаками из ветвей и темными стволами белой, на удивление ровной лентой — словно дорожку раскатали. Для заблудившегося путника крохотный намек на тропинку — уже надежда. Даже уставший отцовский конь воспрянул духом, когда отец направил его в просвет между деревьями, — вскинул голову и зашагал бодрее.
Вскоре тропка раздалась вширь — карета проехала бы свободно, приди кому-то в голову гнать карету в глухие леса вокруг Синей Горы. В конце концов она уперлась в зеленую изгородь — высокую, в два раза выше всадника на лошади, шипастую, поросшую остролистом. Изгородь тянулась в обе стороны, и края ее терялись в темной чаще. Посередине, как раз там, куда уперлась тропинка, тускнели серебристые ворота. Спешившись, отец постучал, затем поаукал, но никто не откликнулся. Мертвая тишина, и никого кругом. В отчаянии он тронул щеколду, и та вдруг отодвинулась, а ворота беззвучно распахнулись. Усталость пересилила опасения, да и конь нуждался в отдыхе, поэтому отец снова сел в седло и въехал в ворота.
Перед ним расстилался ковер из нетронутого снега. Вечерело, солнце клонилось к закату. Словно в ответ на мысли отца, закатный луч осветил башни над садовыми деревьями, росшими посреди безлюдного белого поля. Башни возвышались над большим серым замком, который сейчас, в свете заката, казался кроваво-красным и напоминал зверя перед прыжком. Однако стоило отцу протереть глаза, и наваждение развеялось. Легкий ветерок скользнул по лицу, будто знакомясь, и пропал. При виде человеческого жилья в душе отца снова затеплилась надежда.
В коротких зимних сумерках конь довез его до самого сада, а когда они выбрались с другой стороны, ближе к замку, вдруг дернулся и зафыркал. Впереди раскинулся парк с живописными камнями, зелеными изгородями, газонами, беломраморными скамейками и цветущими клумбами. Нигде не было ни снежинки. Отец рассмеялся, решив, что от усталости начал грезить наяву. Но в лицо повеяло теплом, и отец откинул капюшон, расстегнул ворот плаща и вдохнул полной грудью. В воздухе разливался благоуханный аромат цветов, а тишину нарушало лишь журчание ручьев в саду. Повсюду горели светильники — на черных или серебряных резных столбах, на ветвях низкорослых деревьев, — окутывая сад ровным золотистым сиянием. Сидя на лошади, отец завороженно вертел головой и опомнился, только когда конь остановился у одного из крыльев замка. Впереди светился прямоугольник гостеприимно открытой двери, ведущей, судя по всему, в конюшню.