— Иди же, — поведя рукой, велело Чудище. — Тебе ведь хочется сбежать, я вижу. Я не стану тебя преследовать. — Он удалился в свою комнату, и дверь начала закрываться.
— Доброй ночи! — крикнула я.
Дверь помедлила, а потом затворилась с тихим щелчком. Я побежала прочь, тем же путем, которым пришла.
Бегать я за последние годы научилась хорошо, поэтому бежала долго, не разбирая дороги. Страх гнал меня прочь, неважно куда. Мягкие туфли, легкие как пух, скользили почти бесшумно, но длинная тяжелая юбка путалась в ногах, замедляя мой бег. Наконец я остановилась перевести дух и, собравшись немного с мыслями, в ужасе осознала, что снова заблудилась. Сделав несколько неуверенных шагов вперед, я заглянула за угол — и увидела «Комнату Красавицы». Дверь мгновенно открылась, на меня повеяло едва уловимым ароматом лаванды. Странно, ведь, кажется, прежде к этой комнате вел длинный коридор — впрочем, в зыбком свете свечей нетрудно и перепутать.
Обессиленная и благодарная, я скользнула внутрь и рухнула на кровать. Запах лаванды источали свежие белые простыни под услужливо откинутым одеялом. Ветерок, который, видимо, все это время в ожидании грел пятки у камина, порхнул ко мне и стал помогать раздеваться, причитая над растрепавшейся на бегу прической и помятыми юбками. Расчесав мне волосы и мастерски заплетя их в косу, на меня надели длинную белую ночную сорочку из мягчайшего шелка, вышитую кремовыми розами, а когда я забралась в постель, подоткнули одеяло. От задутых свечей по комнате поплыл совсем не свечной коричный аромат, а огонь в камине, поутихнув, сам присыпал угли золой на ночь.
Несмотря на усталость, сон не шел. Я металась и ворочалась, сбив все простыни и даже сбросив на пол одну из подушек. К моему удивлению, она почему-то не собиралась сама возвращаться на место. Я полежала неподвижно, глядя на складки полога. С моего места на нем просматривался грифон, запрокинувший голову, распустивший крылья, вытянувший когти и хлещущий себя по задним лапам шипастым хвостом. Я сразу же вспомнила о своем кольце, которое сняла во время купания, а обратно не надела. Вполне благовидный предлог, чтобы выбраться из разоренной кровати. Я спустилась по трем ступеням постамента, отыскала поблескивающее на маленьком столике у камина кольцо и после минутного раздумья надела на палец.
Возвращаться в кровать не хотелось. Оглянувшись мельком, я увидела, что простыни и одеяло поспешно приводят себя в порядок, мешать им сейчас было бы неучтиво. Я побродила бесцельно по комнате и задержалась перед книжными полками, но и читать желания не возникло. В конце концов я свернулась клубком на лежанке у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Почти полная луна, успевшая подняться высоко над горизонтом, серебрила широкие луга и черный лес вдалеке, сад и фигурно подстриженные деревья и даже высокую мрачную башню по левую руку от меня, выдвинувшуюся к высокому мрачному лесу за лугами. Светильники в саду не горели. Мне показалось, когда я попробовала приглядеться повнимательнее, что между деревьями скользит какая-то непонятная узорчатая тень. По небу плыли облака, но плыли куда медленнее, чем россыпь этих беспокойно мечущихся пятен, да и луна светила ровно и ярко. Я поморгала и потерла глаза — наверное, от усталости мерещится всякое. Весь этот замок — один сплошной кошмар, несмотря на гостеприимные самонакрывающиеся столы с изысканными яствами, самонабирающиеся горячие ванны и самозагорающиеся свечи. Даже любезный ветерок, единственное встретившееся мне здесь подобие живой души (если не считать Чудища), и тот куда-то пропал.
«Тебе нечего бояться», — припомнила я слова хозяина замка.
Стояла мертвая тишина, даже угли в камине прогорали бесшумно. Поежившись, я постучала пальцем по стеклу, чтобы хоть как-то нарушить безмолвие.
— Ничего не получится, — сказала я вслух.
«Не бойся, не бойся, не бойся. Поверь моему слову, в замке и в окрестностях тебе ничего не грозит», — зашелестело у меня в ушах зимней поземкой.
Я вспомнила о Доброхоте. Надо его проведать. Поглажу его теплую морду, он положит мне голову на плечо, я успокоюсь. Еще совсем маленькой я иногда задремывала в конюшне, рядом с упряжными лошадьми, поэтому в минуты душевной невзгоды привычно искала утешения у обитателей конюшен.
Соскользнув с лежанки, я пошла к двери, но она не открылась. Я удивленно толкнула ее рукой — не поддается. Тогда я нажала на ручку, навалившись всем весом. Тщетно. Дверь будто приросла к стене, даже бряцания замка или щеколды не было слышно. В голове пронеслись панические мысли: она и не открывалась, и не откроется больше никогда.