— Твой конь, — обратился он ко мне, — ждет тебя в конюшне. Вот, пришел тебе сказать. Ты бы сходила, доброй ночи пожелала, приголубила его, а то скучает ведь — особенно теперь, когда мелочь всю увели. — Под мелочью подразумевались наши верховые и упряжные, отправившиеся к новым владельцам. — И седло еще. Оно, конечно, старое. Потертое. Но какое-то время послужит.
Я смотрела на него в недоумении.
— Ну что ты, голубка, так смотришь? — нетерпеливо буркнул Том. — Доброхот. В конюшне, ждет тебя. Сходи, говорю, к нему, доброй ночи пожелай, а то не заснет, бедняга, извелся весь.
— Том, вы не можете подарить мне Доброхота, — наконец выговорила я.
— Я и не дарю. Он сам. Зачахнет конь, если ты уедешь без него, я же знаю. Которую неделю грустит — редко заглядываешь. Места себе не находит. Так что забирай его с собой. Он конь могучий, крепкий, дело для него найдется.
— Том, — простонала я, удивляясь, почему молчат остальные, — ему ведь цены нет. Хотите отдать своего строевого коня, чтобы он впрягался в плуг и возил телеги? Чем еще ему там заниматься? А он достоин самого короля!
— Не повезет он короля. Он только тебя слушается. Не думал, что придется уговаривать; прекращала бы ты молоть чепуху и шла уже на конюшню. Он там ждет не дождется. Доброй ночи, барышни, и вам, господа. — Он кивнул по очереди нам с сестрами, потом отцу с Жервеном и затопал вверх по лестнице.
Мы слышали, как Руфь открыла ему дверь, потом закрыла за ним. Повисла гробовая тишина.
— Пожалуй, схожу, раз он просит, — пробормотала я, завороженно глядя на пустую лестницу.
Отец расхохотался — впервые с тех пор, как грянула беда.
— Не заслужили мы таких друзей. Надо поскорее отправляться в дорогу, пока нас не завалили подарками так, что не увезешь.
— Что это за конь, который без тебя зачахнет? — полюбопытствовал Жервен.
— Глупости, — отмахнулась я. — Том просто хочет мне его подарить. Не знаю почему. Видимо, слишком часто прибегала к нему на конюшню.
— Только лошади и способны оторвать ее от любимых греческих поэтов, — заявила Хоуп. — А Том всегда говорил, что не знает ни одной другой городской барышни, которая умела бы держаться в седле.
Я пропустила слова сестры мимо ушей.
— Когда у Тома умерла в родах кобылица, он сказал, что жеребенка можно выходить, если найдется время и терпение кормить его из бутылочки. Вот я его и выкормила. Бедолаге досталось имя Доброхот — что поделаешь, мне было всего одиннадцать. Он родился четыре года назад. Четырехлеток и пятилеток Том обычно продает, однако с Доброхотом он занимался выездкой — не только к седлу приучал, но и ко всему остальному, что положено строевому коню: ходить парадным шагом, гарцевать, стоять смирно. Вот. Я пойду.
— Она читала ему свои переводы с греческого, — вполголоса добавила Грейс. — Но он выжил.
— Зато гувернантку едва до припадков не довела, — подхватила Хоуп. — Впрочем, мне кажется, этот конь знает греческий получше мисс Стэнли.
Я недовольно покосилась на сестру.
— Он пробыл здесь всего ничего, а потом, в год, я отвела его обратно на конюшню к Тому — но почти каждый день навещала. Только вот в последнее время все никак… — Я начала подниматься по лестнице. — Скоро вернусь. Все печенье не ешьте, я тоже чаю хочу.
— Можно, я пойду с тобой, взгляну на коня? — попросил Жервен.
— Пожалуйста.
Через двенадцать дней после торгов Доброхот вывез нас с Грейс — я сидела в седле, она боком у меня за спиной — из города, где мы прожили всю жизнь. Вывез уже навсегда. Остальные ехали в длинном деревянном фургоне, которым правил Жервен. Хоуп примостилась рядом на козлах, обнимая одной рукой отца, сидевшего свесив ноги. Никто из нас не оглядывался. Мы отправились с обозом, который проделывал этот путь дважды в год. Начинаясь в бескрайних полях к югу от города, дорога петляла от деревни к деревне, забирая все дальше на север. После краткой передышки в последнем городке обоз отправлялся обратно на юг. Обозники прекрасно знали дорогу и подстерегающие на ней опасности, поэтому всегда были рады — за умеренную плату — прихватить несколько путников. К счастью для нас, путь лежал мимо городка, где мы надеялись обрести новый кров. Мы с Хоуп пришли к выводу во время наших полуночных задушевных бесед, что там будет спокойнее, мы будем чувствовать себя не настолько отрезанными от мира и людей.