Светина мама отличалась фанатической любовью к дочери, и была абсолютно уверена в том, что лучше всех знает, включая саму дочь, знает что для нее лучше. Ни у меня, ни у Светы, ни у моей бабушки, когда она была еще жива, не было ни малейших сомнений в том, Руфина Яковлевна ради Светы пойдет на убийство, поджог, любое мошенничество. И если Руфина Яковлевна считала, что Свете нужно выспаться, она совершенно спокойно не будила ее утром, чтобы пойти в школу – это не говоря уж о том, чтобы позвать к телефону, когда света по е предположениям отдыхала.
Может поэтому, Светка в детстве мне вообще не нравилась. Она всегда много и громко говорила, все время лезла и что-то предлагала сделать. Мне вечно приходилось от нее прятаться, чтобы спокойно почитать книжку. Но когда нам исполнилось по 7 лет, бабушка на все лето стала забирать меня на свою дачу, там же рядом находилась дача Светкиных родителей и нам, волей неволей, пришлось часто общаться. Вот там-то мы как-то незаметно сильно подружились. Правда, мне всегда казалось, что Светина мама, любившая бабушку и очень сильно горевавшая после ее смерти, ко мне относилась довольно прохладно.
Может потому, что бабушка, в отличие от меня, была красива? Они и с мамой были совершенно непохожи, все было разным—цвет волос, кожи и глаз, тип лица и фигуры, а уж характеры! -- но обе останавливали на себе все взгляды. Только я, с присущей мне неуклюжестью, могла упустить эти, а если вспомнить папину линию, -- то вообще все предоставленные мне судьбой шансы стать похожей хоть на одну из них –- и потому хорошенькой, если уж не красивой. Но нет! Мой организм предпочел выбрать собственную, отличную от всех, глубоко индивидуальную внешность. Да, я совсем не урод. Но это все хорошее, что я могу сказать, глядя на себя в зеркало.
Света уже ждала нас у входа в квартиру, чтобы провести к себе в комнату. Из-за угла мелькнула Руфина Яковлевна, здороваясь, я облегченно перевела дух: судя по одобрению на лице, Тамара ей явно понравилась.
Войдя в комнату, Света привычно шлепнулась на свою огромную кровать, Тамара присела в мягкое кресло у окна, а я, первым делом бросив взгляд на Свету и получив утвердительный кивок, немедленно отдернула штору, открывавшую необыкновенной красоты окно-фонарь. Невероятно украшающий комнату, если бы Руфина Яковлевна ему это когда-нибудь позволяла. Но ей гораздо больше нравились шторы: нежные, переливающиеся всеми оттенками цвета, безумно дорогие и потрясающе красивые, «черт бы их подрал, эти шторы!» -- так четко и ясно всегда называла их Светка, что никак не влияло на существование штор.
И хотя борьба с мамиными представлениями о жизни порядком надоедала Свете, но она нередко смирялась с тем, что есть, предпочитая скандалить, доказывая свою правоту. по более важным поводам, чем опущенные шторы или форма и цвет дивана. Она вела ежедневную унизительную борьбу с матерью за свои права. Тем более тяжелую, что бороться, в сущности, ей приходилось за обязанности, изнемогая даже не от вторжения в свою личную жизнь, а от вторжения в свои представления о личной жизни.
От Светки я знала, что когда год назад Руфина Яковлевна решила поменять всю обстановку в квартире, ей даже в голову не пришло обсудить с дочерью новую мебель в ее комнате, вроде как, личной комнате. Просто как-то летом, приехав с дачи, Света войдя в свою комнату, в прямом смысле слова, ее не узнала. На немедленно устроенное яростное выяснение отношений с матерью, почему ее даже не предупредили, не говоря уж о том, что не обсудили, да и вообще зачем? -- Руина Яковлевна искренне удивилась: «А что тут кому может не понравиться? И зачем это обсуждать?»