И теоретически была права. Новая мебель была дорогой и благородно-роскошной. Из натурального дерева, но современной формы, итальянский дизайна, как никак. В комплекте с ней шел стильный стеклянный стол с металлическими углами, блестящие хромированные стеллажи необычных конструкций, что на фоне темно-бордовых бархатных обоях, наводило на неясные мысли о роскошном мужском кабинете в каких-нибудь Арабских Эмиратах – в общем, имела явно выраженный восточный аромат (светина мама была еврейкой наполовину, но русскую половину в ней надо было еще суметь разглядеть).
Лишь после того, как удавалось различить на этом помпезном фоне то тут, то там разбросанные шкатулки, фарфоровые и хрустальные безделушки, а потом и разложенные по всей поверхности большого письменного стола флаконах духов, баночек кремов и лосьонов, карандашах, тенях и помадах (как-то я насчитала там 38 помад) – становилось ясно, что комната-то девичья.
Вторым неоспоримым женским признаком в комнате была, кстати, единственная, безоговорочно признаваемая Светланой как собственная вещь – огромная кровать, слегка замаскированная китайской ширмой с книжными полочками. Насколько я знала, именно на кровати, как на огромной льдине, дрейфующей далеко от материковой суши, предпочитала проводить все свои дни и ночи Света. Именно это было островком ее умственной и духовной жизни дома. Там на подушках всегда валялся ее планшет и стоял на полу ноутбук. Там, напротив изголовья, висела большая, во всю стену, плазма. Там, рядом с той же кроватью стоял маленький круглый столик, купленный ею в Икее и привезенный домой собственноручно, , на котором всегда стояли тарелки с фруктами, орешками, конфетами, валялись фантики от конфет, а порой, но не часто, можно было даже найти учебники и тетради.
И хотя Светкина кровать воспринималась всеми, включая ее саму, как военное укрепление и огневая точка, откуда ею отдавались приказы, велись боевые действия, а по необходимости поражались ядерными боеголовками войсковые подразделения – я считала, что на самом деле все гораздо проще. Точно так же, как кому-то идет розовое или голубое, платья или джинсы – Свете была к лицу кровать.
На мой взгляд, нельзя было представить ничего более органичного и естественного, вот хотя бы как сейчас, чем Света, сидящая на краю своего уютного кроватного лежбища и мотающую загорелой тонкой ногой в ярко- красным тапке с огромным меховым помпоном белого цвета. При этом, она, само собой, переводила веселый взгляд длинных зеленых глаз, раскосость которых была подчеркнута толстой черной подводкой, с Тамары на меня, затем с меня в планшет на подушке, а потом снова на Тамару, меня, планшет на подушке… .
С своим изящно вздернутым носиком она мало походила на еврейку, но то ли изгиб рта, то ли низкий голос в любой толпе сразу же выделяли ее, безошибочно отличая и обличая ее семитское происхождение.
--Я вчера видела Серегу, --сообщила она, -- спрашивал, приедем мы в этом году на дачу или нет…
--Это какой? – наморщила я лоб, -- который жил возле водокачки?
--Нет, деревенский… Помнишь, с которым нас Таня и Алина нам долго-долго знакомили? Ну, еще когда они раз 20 нам объясняли, что парни совсем-совсем некультурные… А когда ты не выдержала и сказала, что бог с ней с культурой, лишь бы люди были хорошие – они тебе с ожесточением объявили: «Да дебилы они конченные!»
--А, этот.. -- без особой радости припомнила я, -- это когда мы с тобой еще хотели встать и уйти, но потом решили, что надо познавать настоящую жизнь? От меня еще тогда весь вечер Таня добивалась, чтобы я выматерилась, все время подбадривая: «Давай-давай, у тебя обязательно получится? Ну, скажи, кто я такая?» Она еще потом, когда я так и не смогла, а она потеряла всякую надежду, оскорбилась: отдвинулась от меня и не глядя в мою сторону прошипела: «Культурная…»
--Вот-вот, -- засмеялась Света, -- именно! И объяснила Тамаре, которая, понятно ничего не понимала, -- мы с Лекой с детства все лето живем на даче. У нас дома в одном обществе. Там у нас рядом с домом охранника, стоит магазин и водокачка, а по вечерам под березой собирается цвет дачной молодежи. И мы, понятно, тоже собираемся, потому что там бурлит жизнь, туда приходят, чтобы увидеть любимых мальчиков и девочек и вообще всех увидеть. Именно там мы узнали, что пить водку с друзьями нельзя, потому что надо, что всех все равно не хватит, а друзья сильно расстроятся. Что пить надо дома – потому что дома и водки много, и родители пьют мало… Что там еще было? – : повернулась она ко мне, смеясь и блестя глазами.