--Так что, -- усевшись на стул около письменного стола , продолжила я-- возвращаться в свою школу я лично не собираюсь, потому что ненавижу ее всей душой. А ты, как я понимаю, и не можешь...
--Да, -- без особой впрочем, печали, подтвердила Тамара, -- не могу.
--Что будешь делать?
--А какие варианты? – вопросом на вопрос ответила Тамара.
Чтобы потянуть время, взяв в руки фотографию, стоящую на столе , я начала ее внимательно рассматривать. На снимке, сделанном, похоже совсем недавно, сидели Тамара с Мариной. Отличить их друг от друга было бы невозможно, если бы я ее только что не видела и не услышала об ее безнравственности, благодаря которой, по –видимому, она была намного толще сестры. Говорить правду мне не хотелось.
На самом деле, что мне делать, если не примут в колледж, я решила давно. Весь последний год я постоянно думала об этом, сомневаясь только из-за мамы. Отцу –то я точно знала, на меня глубоко наплевать и об его чувствах, я не беспокоилась : ну, будет лишний повод выпить и посидеть с друзьями на даче после бани, чтобы рассказать им, как же ему и почему в жизни не повезло. Бабушка умерла. Дедушка тоже. Других родственников, предусмотрительно постаравшихся умереть кК можно раньше – как я их понимала! -- не было. Оставалась мама. Не то, чтобы я ей была нужна или она меня сильно любила – чего нет, того нет и особых поводов надеяться на свою любовь она мне не давала – но мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя униженной моей смертью. Чтобы из-за меня на нее смотрели, перешептывались, такали... Чтобы не говорили в глаза и за спиной, что не справилась, чтобы другие матери не смотрели с высокомерной жалостью, потому что их-то дочери самоубийством не кончали – как это бывает, я знаю. Так смотрели на мать Наташки Вальковой, которая сбросилась с 9-го этажа в прошлом году.
Наташка училась в нашей школе на год меня старше, ходила в ту же музыкальную школу, что и я, но в отличие от меня, так ее и не закончила, но мы друг друга узнавали и по возможности, встречаясь в толовой или гардеробе, всегда болтали. Она встречалась с парнем, по ее словам, там все было очень серьезно, не очень хорошо училась, и у нее вечно были какие-то проблемы с матерью. Как я поняла, она требовала от Наташки, чтобы она хорошо училась, я она – и я ее прекрасно понимала, потому что как и она, сколько бы не старалась и сколько бы людей от меня этого не ждали -- тоже стать симпатичней не сумела – так учиться не могла. Мать все время орала ей, что если она, лентяйка и дура, ни на что не способна, так пусть убирается из дома, она позориться из-за нее перед людьми не собирается. Наташка переживала, уходила жить к подружкам, а после одного из таких скандалов, как шептались, выбросилась из окна, поднявшись на последний этаж их дома.
Ничего особенного. У нас многие говорили, что окажись на ее месте, поступили бы точно так же – а куда? На Пьяную дорогу, что ли, ублажать дальнобойщиков и извращенцев? Или с общагу, где стипендия 700 рублей? После ее смерти, как все говорили, ее мать просто переродилась: все бегала к Наташкиным подружкам, чтобы рассказать, как сильно ее всегда любила; и не выходила с кладбища, все дни напролет лежа на Наташкиной могилке.
В этом смысле за свою маму я совершенно спокойна. Оправдываться она ни перед кем не будет, и на моей могилке, слава богу, все свободное время проводить тоже. Но как она выглядит в глазах окружающих, для нее, как и для Наташкиной матери -- на самом деле тоже важнее всего. Не внешне, конечно, хотя и внешне выглядеть хорошо для нее тоже важно, и у нее это хорошо получается. Меня всегда разбирает смех, когда познакомившись с ней, люди обалдело переводят взгляд на меня, не в силах поверить, что я ее дочь. Смешно, конечно, такая красивая мама и такая некрасивая дочь! Но дело для нее не во внешности: она как будто всегда соревнуется, доказывая, что на самом деле не хуже, а лучше других, потому что самое важное для моей мамы то, что о ней скажут люди, хотя вслух, если разговор заходит на эту тему, она всегда – прямо начинаешь верить !– это всегда убедительно, даже возмущенно, отрицает.
В общем, весь 9-й класс я держалась дома просто из последних сил, играя роль всем довольной, такой же, как все подрастающие девушки, у которой только новые платья, туфли, айфоны да мальчики на уме.
Честно говоря, глядя на то, как легко и без всяких сомнений мои мать и отец верят мне, глотая все мои глупости и вранье о том, с кем я встречаюсь, куда хожу и о чем мечтаю (красивый одноклассник, новое платье, сапоги, сумочка, клуб «Танцпол» и айпод), мне иногда было очень трудно скрыть презрение, которое я к ним испытываю. Взрослые люди, которые считают, видя меня и мое лицо, что я могу хоть кому-то понравиться?