— Когда выйдем наружу, увидим.
Они быстро побежали вперед. До освобождения из подземного плена оставалось совсем недолго. Скоро до них долетела первая струя свежего воздуха. Цинфелин жадно задышал. Конан гоже с облегчением перевел дух.
Они находились за пределами городка, возле большой дороги — в лесу. Отсюда виден был просвет, где, собственно, и находилась дорога. Луна светила ярко, озаряя окрестности. Конан потянулся.
— Хорошо под небом! — воскликнул Цинфелин.
— Хорошо выпрямиться, — проворчал варвар, с хрустом расправляя руки.
Они сделали несколько шагов и очутились на дороге.
— А теперь посмотрим, правильной ли была моя догадка, — сказал Конан.
Он посмотрел на свои сапоги. Так и есть! Они почти до самых колен были забрызганы кровью.
— Что это? — пробормотал Цинфелин, рассматривая свои ноги.
При свете луны кровь казалась почти черной.
— Так я и думал, — кивнул Конан. — Ты спрашиваешь, что это? Это кровь. Самая обыкновенная кровь. И ошметки разложившихся трупов. Вот что там, в тоннеле.
— Я не понимаю, — прошептал Цинфелин. Даже в лунном свете было видно, как он побледнел. — Ты хочешь сказать, что мой отец… что предки… что я… Ну, что графы Бенойка сбрасывали в этот тоннель всех неугодных и замуровывали их там? Что это на самом деле — застенок, тюрьма?
— Вовсе нет, — возразил Конан. — Если бы это была тюрьма, то там имелись бы по меньшей мере засовы. А мы легко вошли в подземелье, и нам не пришлось даже вышибать дверь. Если туда и сбрасывали какие-то трупы, то это были именно трупы. Никто не погибал там, погребенный заживо. Даже и не думай об этом.
— Но чья же это кровь?
— И к тому же свежая… — добавил Конан.
— Не мучай себя подбором верного выражения, — махнул рукой Конан. — Суть ясна. В подземном тоннеле водятся эти твари. Они питаются кровью и гнилью. Полагаю, та жижа, по которой мы шли, — это сгнившая кровь крыс и прочей отвратительной живности, а также останки тех самых тварей…
— Думаешь, их много?
— Полагаю, их там достаточно.
— Отвратительно! — воскликнул молодой граф. — Я должен позаботиться о том, чтобы уничтожить их! Ведь рано или поздно они размножатся настолько, что вырвутся из подземелья и нападут на обитателей замка!
— Об этом позаботишься потом, а пока следует подумать о наших лошадях. Как полагаешь, Рихан уже добрался до условленного места?
Рихан находился на дороге, сразу за поворотом. При свете луны видно было, что он сидит в седле и держит под уздцы двух прекрасных лошадей.
— Я выбрал лучших, — сообщил Рихан с гордостью.
Конан поморщился.
— Лучших — и самых приметных. О чем ты только думал, Рихан! Да по этим лошадям нас разыщут с легкостью.
— Я думал о том, как бы вам поскорее добраться туда, куда вы собираетесь, — резко возразил Рихан. Он не считал нужным скрывать свое отношение к Конану. И если молодой граф предпочел своему лучшему другу какого-то варвара — что ж, Рихан не намерен изображать восторги по этому поводу.
— Не будем спорить, — примирительно заметил Цинфелин. — Я очень благодарен тебе, Рихан. Возвращайся домой и ложись спать. Пожалуйста, будь осмотрителен. И еще… — Он помедлил немного, но затем все-таки сказал: — В замке, возможно, ты встретишь двух фокусников. Муж и жена, иноземцы. Их одежда разрисована изображениями всяких диковинных существ. Оба довольно симпатичные на вид. Это мои союзники, ты понял? Если у них возникнут неприятности, помоги им. Их зовут Югонна и Далесари.
— Сделаю все, как ты хочешь, — сказал Рихан. Он развернул коня, свистнул и помчался по дороге, направляясь обратно к замку Бенойк.
Конан проводил его глазами и покачал головой.
— Парень обижен.
— Тут уж ничего не поделаешь! — резко возразил Цинфелин. — Я поступил правильно.
— Да, ты поступил правильно… Но он — человек простодушный и обижен до самых печенок. Конечно, это никак не скажется на его преданности. И все же тебе придется хорошо постараться, чтобы загладить свою вину перед ним.
— Я устрою хорошую охоту, — обещал Цинфелин. — Думаю, этого будет довольно.
Они с Конаном сели на лошадей и помчались прочь от Бенойка — вперед, к морю и двум мрачным башням на обоих берегах пустынного пролива.
Глава пятая
Светящиеся следы
Когда Конан и Цинфелин покинули покои юного графа, Югонна и его подруга некоторое время сидели без движения. Слишком много всего произошло за слишком короткий срок. Сперва — приглашение дать ночное представление, затем — видение прикованной девушки и, наконец, решение Цинфелина во что бы то ни стало — разыскать эту неведомую пленницу и спасти ее.
— Ты веришь в то, что она еще жива и существует на самом деле? — заговорила наконец Далесари.
Ее муж пожал плечами.
— В это верит Цинфелин. И, что самое удивительное, Конан не стал его переубеждать, а напротив, взялся помогать ему.
— Что же тут удивительного? Конан — авантюрист, а розыск далекой красавицы — превосходный способ заработать, — едко заметила супруга.
— Конан — очень здравомыслящий человек, — возразил Югонна. — И, насколько я успел его узнать, он не взялся бы за дело, которое ему не по душе, даже если бы ему сулили за это огромное вознаграждение. Как это ни странно, у него есть что-то вроде принципов.
Далесари вздохнула. Она чувствовала себя очень усталой и вместе с тем была слишком возбуждена для того, чтобы сразу заснуть. Ей хотелось узнать все разгадки — немедленно! Похоже, у ее мужа было сходное настроение.
— Ты голодна? — спросил Югонна. — Здесь остались закуски.
Вдвоем они уничтожили все съестное, что находилось в комнате. Затем Далесари вытащила из-за пазухи маленький мешочек. Югонна с любопытством следил за ней.
— Что у тебя здесь?
— Порошок. Помнишь, одно время я разыскивала растения со светящейся пыльцой…
Югонна кивнул. Он с трудом мог припомнить этот эксперимент. Далесари всегда поражала его способностью заниматься несколькими проектами одновременно. И сколько Югонна ни старался, ему не удавалось удержать в памяти все то, о чем рассказывала ему подруга. Это было еще во времена лабиринта; так что же говорить о временах нынешних, когда судьба и злая воля дяди Далесари, наполовину ученого, наполовину колдуна, занесла их в чужие края! Здесь большую часть времени они были поглощены простой борьбой за выживание.
— Почему ты так смотришь на меня? — улыбнулась Далесари.
Югонна встряхнулся, избавляясь от задумчивости.
— Как я на тебя смотрю? — удивился он.
— Как будто впервые меня увидел.
— Это происходит каждый раз, дорогая. Каждый раз, взглянув на тебя, я испытываю восторг и изумление.
— Ты льстишь.
— Самую малость.
— И лжешь. Почему ты выпучил глаза и разинул рот?
— Неужели я так выгляжу? — засмеялся он.
Она торжественно кивнула. Югонна обнял ее и прижал к себе.
— Потому что ты всегда меня поражаешь чем-нибудь новеньким. Что за светящаяся пыльца? О чем ты сейчас говорила?
Пылая гневом, она высвободилась из его объятий.
— Я так и знала, что ты притворяешься! — воскликнула она. — Ты ничего не помнишь! И плевать ты хотел на мою работу! Если тебя что-то во мне и интересует, так это мое тело! В этом ты ничуть не отличаешься от других мужчин… И не нужно было притворяться, будто ты внимательно слушаешь, когда я рассказывала!.. А я еще поверила! Поверила! На самом деле ты только прикидывался, а сам только о том и думал, как бы схватить меня, затащить на постель и…
— Ну все, хватит, — оборвал Югонна.
Далесари застыла с раскрытым ртом, не закончив фразы.
— Да, я думал об этом, и сейчас думаю, — продолжал Югонна. — И тебе это должно быть приятно.
— Мне? Приятно? Ты пренебрегаешь моей работой! Пренебрегаешь мной как ученым!
— Зато не пренебрегаю тобой как женщиной. Ты поразительное существо, Далесари! Давай, рассказывай скорее про твой порошок. Для чего он предназначен?