В один из вечеров матросы заступили в караул. Первый — разводящим, второй — караульным начальником, третий — часовым у пушки.
Ночью к воротам гвардейского экипажа подъехали сани, нагруженные бидонами с молоком.
Караульный начальник пропустил их во двор. Вместе с разводящим и «молочником» он сгрузил бидоны, а затем с помощью присоединившегося к ним часового погрузил в сани пушку.
Через несколько минут «бабушка» покинула двор гвардейского флотского экипажа. Она нашла скрытое пристанище в надежном месте, а матросы перешли на нелегальное положение.
Докладывая обо всем случившемся, Игнатьев предложил со временем, когда час вооруженного восстания пробьет и в
Питере, использовать «бабушку» для стрельбы по Зимнему дворцу.
— Да, — живо согласился с ним Красин, — необходимо будет обстрелять дворец при первых же крупных революционных волнениях. Воображаю, какая начнется паника во дворце, когда опасность появится с той стороны, откуда никак не могла быть предусмотрена.
Через десять с лишним лет выстрел «Авроры» подтвердил правильность его слов.
Красин, всерьез подумывая об обстреле Зимнего, не прожектерствовал. События нарастали. Москва щетинилась баррикадами. В ней бушевало вооруженное восстание. Пролетарии Пресни, Замоскворечья, Хамовников, Сокольников, Лефортова сражались с полицией и царскими войсками.
В разгар революционных боев в финском центре металлообрабатывающей промышленности Таммерфорсе работала большевистская партийная конференция. Народный дом, в котором она заседала, охранялся вооруженными отрядами финских рабочих, создавших свою Красную гвардию.
Настроение делегатов было боевым. В перерывах между заседаниями они учились стрелять.
Несмотря на трескучие морозы, улицы Таммерфорса заполняла толпа, восторженно приветствовавшая большевиков. Митинги шли даже по ночам, при ярком свете факелов. Красин несколько раз вырывался из Петербурга в Таммерфорс. Приезжая, он привозил последние новости. Их жадно ловили делегаты. Всеобщая почтовая забастовка, охватившая в те дни Финляндию, отрезала Таммерфорс от жизни всей России.
В один из его приездов конференция обсуждала аграрный вопрос. Многие товарищи с мест спрашивали:
— Что советовать крестьянам делать с захваченной у помещиков землей?
— Что делать с землей?.. Сдавать в кассу ЦК РСДРП. Это заявление Красина было встречено дружными аплодисментами.
Кроме аграрного, конференция обсудила ряд других, не менее важных вопросов — доклады с мест, доклад о текущем моменте, об объединении обеих частей РСДРП, о реорганизации партии, о Государственной думе.
Резолюция об активном бойкоте I Думы была выработана Красиным, Лениным, Мельситовым, Сталиным и Ярославским.
Таммерфорсская конференция длилась недолго. Жизнь требовала не слов, а дел. Она звала на баррикады.
Закрывая конференцию, председательствующий В. И. Ленин призвал всех разъехаться на места, включиться в борьбу и принять все меры к тому, чтобы восстание стало единовременным, всенародным, победоносным.
Этому не суждено было сбыться. Восстания в Москве и других городах оказались разрозненными. Самодержавие подавило их.
Реакция правила кровавый пир. Свирепствовали каратели, Гремели залпы массовых расстрелов. Стучали топоры и молотки, воздвигавшие виселицы для публичных казней через повешение. Свистели розги массовых порок.
Но народ не сдавался. Пролетариат бастовал. В 1906 году в стачках участвовало свыше миллиона человек.
Огромных размеров достигло крестьянское движение — за землю, за политические свободы, за созыв Учредительного собрания.
Волновались и армия с флотом. В Свеаборге и Кронштадте вспыхнули восстания.
И тем не менее революция, достигнув зенита, шла на спад. Это ясно ныне, нам, при взгляде с птичьего полета минувших десятилетий.
Но это далеко не ясно было тогда, тем, кто находился в кипящей гуще событий.
Красин весной 1906 года, обрушиваясь на оппортунистов-меньшевиков, писал:
"События складываются так, что новый подъем революционной волны представляется неизбежным. Бесплодность Думы, безопасность канители, заведенной там кадетами, для правительства и самодержавия, станут скоро очевидны для всех. Отсюда ясно, что тактика, рассчитанная только на легальность, тактика, альфой и омегой которой теперь выставляется положение, что революция не может и не должна пройти мимо Думы, обречена на самое жестокое крушение, последствия же ее для тех, кто при повторении декабрьских дней должен будет выйти на улицу, окажутся предательскими".
Красин, как и все большевики, держал курс на новый революционный подъем. Он шел за Лениным, который призывал учесть опыт только что отгремевшего вооруженного восстания и более организованно готовиться к новому выступлению.
Для этого необходимо было сплочение революционных сил.
Революция властно требовала действовать не врозь, а сообща.
Объединить всех социал-демократических рабочих в одну централизованную марксистскую партию — вот какую задачу выдвинула жизнь.
И она же начала решать ее. Явочным порядком, в рабочих низах.
Местные партийные организации под давлением необходимости единства самостийно приступали к объединению обеих частей партии.
Под напором рабочих масс меньшевики были вынуждены согласиться на созыв Объединительного съезда.
Большевики ясно понимали, что впереди серьезная и напряженная борьба, ибо объединение возможно только на основе революционного марксизма,
"Объединить две части, — согласны. Спутать две части — никогда"',[8] — с непреклонной категоричностью заявил Ленин.
В начале апреля делегаты двинулись за границу, в Стокгольм, на IV съезд РСДРП.
Непогодливой ночью, когда по морю гуляет злая волна, от гельсингфорсского причала отвалил небольшой пароходишко.
На палубе и в каютах ехало с полсотни делегатов.
А в трюме — цирковые лошади. Их беспокойное ржание непрестанно вплеталось в вой ветра и грохот разбивающихся волн. Сильно качало.
Капитан, озабоченный доставкой ценного циркового груза, повел судно не открытым морем, а шхерами. Там тише.
Не успели пассажиры уснуть, как их разбудил оглушительный треск. Все повскакали с внезапно вздыбившихся коек.
Пароходик налетел на подводную скалу, накренился и встал с пробоиной в корпусе.
В кромешной тьме, озябшие и вымокшие, сновали люди по наклонившейся палубе, со спасательными кругами в руках. Шлюпок хватало только на половину пассажиров.
Так продолжалось пять часов.
И каждые две минуты пароходная пушчонка тоскливо побухивала, взывая о помощи.
Наконец, когда стало светать, помощь пришла. Пыхтя, отдуваясь и тревожно посвистывая осипшим гудком, подошел полицейский пароход, который и отвез всех обратно в Гельсингфорс.
Хорошо, что финская полиция — в ней, к слову сказать, служило немало социал-демократов, например полицмейстер Таммерфорса был финским социал-демократом, — не стала проявлять особого интереса к спасенным пассажирам.
На следующий день им удалось другим пароходом отбыть; в Стокгольм.
10 апреля большевик Румянцев (Шмидт) открыл съезд от имени Объединенного ЦК. Оно было создано в конце декабря, после долгих и мучительных переговоров, которые вели с меньшевиками Красин и Богданов.
— РСДРП, — сказал в своей вступительной речи Румянцев, — к началу российской революции оказалась ослабленной разделением на две фракции… И чем яснее становилась пагубность раскола и междоусобицы для дела партии и, следовательно, для дела российского пролетариата, тем громче и властнее звучали голоса, требовавшие объединения. Эти требования были тем важнее и значительнее для партийных учреждений — центральных и местных, — что исходили главным образом из рядов рабочего класса, составляющих основу и силу партии и всегда относившихся неодобрительно к узкофракционной политике.
Тем не менее с первых же заседаний стало ясно, что две фракции противостоят одна другой. "Съезд был меньшевистский, — писал Ленин, докладывая петербургским рабочим о том, что произошло в Стокгольме. — Меньшевики имели прочное и обеспеченное преобладание, позволявшее даже им заранее сговариваться и предрешать таким образом постановления съезда[9]'.