Дверь гудела под ударами винтовочных прикладов. Из-за нее неслись голоса:
— Открывай!
— Именем закона, открывай!
— Сейчас… Только вот оденусь, — он лихорадочно натягивал сапог, прямо на босу ногу, но сапог все не лез.
Тем временем мысль работала.
"В комнате мелинит, порох, штук тысяча патронов… Все, теперь повесят… К утру повесят… Как пить дать, повесят… Если бы расстреляли, было бы лучше…"
Не успел он надеть второй сапог, как сорванная с петель дверь рухнула. В светлом проеме ее стоял пристав. В руке он держал керосиновую лампу. Лампа горела поразительно ярко. Было даже видно, как от стекла вилась к потолку тонкая струйка копоти.
Саша выхватил из-под подушки маузер (он был на прикладе), отскочил в темный угол комнаты и выстрелил.
Пристав упал. Упала и со звоном разбилась лампа. Наступила тьма. Такая же, как за черным замороженным окном.;
В проеме двери, теперь уже темном, возник смутный силуэт нового человека. Саша выстрелил. Человек охнул и осел,
Но тут слева раздался грохот. Это через другую дверь, выходившую в комнату хозяйки, ворвались в патронную мастерскую городовые.
Саша обстрелял их. Городовые пустились наутек и с криками и топотом побежали по коридору.
Он бросился вдогонку, стреляя на бегу.
Когда Саша выскочил на лестницу, ведущую к выходу, она была уже пуста. Городовых как ветром сдуло.
Саша поспешно, перескакивая через ступеньки и прихрамывая (одна нога так и осталась необутой), стал спускаться вниз.
Вдруг на лестнице появился какой-то штатский и кинулся наверх. Первый же выстрел уложил его.
На улице едва мутнел рассвет. В белесой мгле вихляли тени городовых.
Городовые бежали к казармам. Видимо, за подмогой. Саша нажал курок. Выстрела не было. Еще раз нажал. То же самое. Кончились патроны.
Он вернулся в комнату, обул вторую ногу, зарядил маузер, схватил патронташ. Терять время на одевание было нельзя. Вот-вот нагрянут городовые. На этот раз вместе с солдатами. Он надел пальто на нижнее белье и вышел на улицу. Улица была тиха и безлюдна.
Саша спустился к Неве и по льду пошел в сторону Смольного монастыря. Проруби густо клубились паром. Мороз, стоявший накануне, к утру покрепчал. Деревья на том берегу пышно распушил иней. Они высились громадными белыми копнами.
Когда берег был почти уже рядом, послышалось визжанье пуль. Городовые с солдатами вели по нему огонь.
Он упал, поднялся, побежал. Снова упал и снова поднялся.
Так бросками и перебежками Саша достиг другого берега и выбрался на набережную.
Пройдя несколько кварталов, он неожиданно набрел на извозчика. Ванек, то ли уже выехавший в город, то ли еще не возвращавшийся домой, дремал на козлах, втянув шею в седой от мороза воротник.
Саша подрядил извозчика и поехал на Невский. Здесь он расплатился и пошел к Пяти Углам, где жил Сулимов.
Город только-только просыпался. На улице никого не было.
Лишь у ворот сулимовского дома дворник мел мостовую. Он
был похож на деда-мороза — борода и усы его были белыми.
Улучив момент, когда дворник повернулся спиной, Саша
незаметно проскользнул в ворота.
Дверь открыла Мария Леонтьевна Сулнмова (Саша знал ее как товарища Магду), член боевой технической группы.
— Почему так рано? — спросила Магда, было всего лишь шесть часов утра.
— Да вот… вышла маленькая неприятность, — смущенно ухмыльнулся Саша.
Сулимовы накормили его, напоили и одели потеплей. Последнее было особенно необходимо. Его ступни примерзли к подошвам сапог, а маузер, раскалившись от стрельбы, примерз к нижнему белью.
После того как Саша немного отогрелся, его снабдили десяткой, теплой тушуркой и адресом рабочего Емельянова в Сестрорецке.
Здесь он и провел несколько дней, пока приехавший из Питера Сулимов не привез эстонский паспорт с явкой в Пермь и деньги на дорогу.
На Урале Саша пробыл недолго. К осени он уже снова вынырнул в столице, а оттуда перебрался в Финляндию.
Он понадобился Красину для выполнения ответственного и опасного поручения.
Провокатору удалось провалить технического секретаря ЦК Вайнштейна. Финская полиция при аресте его захватила ряд важнейших документов, паспорта, явки ЦК.
Надо было все это выручать, И без промедления. Пока материалы еще не успели уйти в департамент полиции.
В ту же ночь Саша Охтенскнй с двумя боевиками, приданными ему в помощь, отправился по адресу, полученному от боевой технической группы. Они пошли на квартиру к полицейскому, у которого, как разведали боевики, находились изъятые при аресте Вайнштейна документы.
Одного из товарищей Саша поставил" перед домом стеречь улицу, второго, проникнув в квартиру, посадил в комнате, где находилась жена полицейского, а сам с револьвером в руке вошел в комнату, где спал полицейский.
Сон у того оказался чутким. Едва Саша появился на пороге, как полицейский встрепенулся и протянул было руку к подушке. Но Саша проговорил:
— Не успеете. Мой выстрелит быстрей.
Полицейский отдернул руку, а Саша подошел к постели, вынул из-под изголовья браунинг и положил к себе в карман.
— Где документы, захваченные вчера при аресте?
Полицейский молчал,
— Нам нужны только документы. Вы нам не нужны. С финской полицией мы не воюем. Отдайте документы, и мы оставим вас в покое.
— У меня их нет, — через силу, запинаясь, проговорил финн, глаза его беспокойно бегали.
— В последний раз спрашиваю; где документы?
— Не знаю.
Щелчок взведенного курка и дуло пистолета, глядящее в упор, быстро просветили полицейского. Он указал на нижнюю полку этажерки.
Здесь действительно лежал пакет, объемистый и пухлый. Саша быстро просмотрел его содержание. Паспорта, бумаги, записки… То самое, что надо.
Он велел привести жену финна, вернул ему браунинг, предварительно вынув обойму с патронами, и сказал, чтобы ни он, ни жена его в течение получаса не покидали квартиры.
Боевик, оставленный перед домом для наблюдения, потом доложил, что полицейский появился на улице лишь три часа спустя,
Документы ЦК были возвращены партии, Борьба с последствиями провокации отнимала множество сил. Но не меньше, а то и больше сил уходило у Красина на предотвращение провокаций. Для этого нужны были бдительный, все примечающий глаз и трезвый ум, спокойно и беспристрастно оценивающий людей и факты. В атмосфере, зараженной микробами предательства, надо было сохранить голову ясной, а волю твердой, чтобы не захворать провокатороманией — болезнью, довольно распространенной в те времена. Не видеть в каждом третьем предателя, чтобы в сотом не проглядеть того, кто действительно является им. Обнаружив же и точно убедившись, что он таковой, быстро и решительно убирать его с пути.
Среди добытчиков мелинита для подпольных мастерских оружия был сапер-дезертир Федор. Он таскал взрывчатку с правительственных складов в Сестрорецке и доставлял боевикам.
С некоторых пор у Федора завелись деньги. Откуда? Об этом доложили Красину. Он поручил боевику Салныню (в подполье — Гришка) незаметно, но тщательно проверить источники неожиданных доходов сапера.
Выяснилось, что не так давно Федор исчезал на несколько дней, а вернувшись, стал денежным человеком.
Оказывается, перетаскивая мелинит, он просыпал часть его и, не заметив, растоптал на снегу. Мелинит окрасил подошвы сапог в желтый цвет. По их отпечаткам полиция выследила и арестовала Федора.
Дальше все пошло как по писаному. Жандармы без особого труда установили, что в 1905 году за участие в неудачном усть-двинском восстании сапер был приговорен военным судом к смертной казни, но бежал. Теперь перед ним был поставлен выбор — либо отправляться в Усть-Двинск, то есть на виселицу, либо поступать на секретную службу в полицию.
Либо верная смерть, либо не менее верные деньги — 75 целковых в месяц.
Сапер предпочел второе.
— Немедленно убрать его, — распорядился Красин. — Подальше от здешних мест. Пока не успел нашкодить, — сапер знал много адресов хранения и передачи мелинита.