— Сколько же можно спать, Кэсси? — нетерпеливо спросил он. — Ты ведь никогда не была такой соней. Время, между прочим, поджимает.
— Неужели? — Она старательно избегала взгляда Ричарда Тьернана. Несмотря на прохладное утро, он был в джинсах и легкой футболке. В руке держал кружку с черным кофе. Сама Кэссиди тоже предпочитала черный кофе.
— И чего тебя так тянет в этот дурацкий Балтимор, когда любому нормальному человеку ясно, что жить надо только в Нью-Йорке? — пожал плечами Шон. — Кстати, мы с Ричардом хотим заставить тебя изменить свои планы. Сделать так, чтобы ты даже не помышляла об отъезде. Верно, Ричард?
— Да, — кивнул Тьернан.
Подойдя к столу отца, заваленному бумагами, Кэссиди все-таки не выдержала и метнула на Тьернана быстрый взгляд. В ответ он тоже посмотрел на нее, и Кэссиди без труда прочла в его глазах вызов. Даже угрозу.
— Вообще-то в Балтиморе меня ждет работа, — напомнила она, глядя на кипу бумаг — стенограмму суда.
— Ты могла бы оформить отпуск.
— Могла бы, — согласилась Кэссиди. — Но не хочу. У меня ведь тоже есть свои планы на жизнь.
— А вот у Ричарда нет, — заметил Шон.
Кэссиди кинула взгляд на Тьернана. Тот расселся в кресле — в ее кресле! — и, как ей показалось, с нескрываемым удовольствием следил за тем, как препираются отец с дочерью.
— Но ведь не я, по-моему, тому виной, — напомнила она, прекрасно понимая, что ведет себя по-ребячески. — Возможно, виноваты в этом вы сами? — спросила она, с вызовом глядя на Тьернана.
Но Кэссиди напрасно рассчитывала, что ей удастся вызвать его на откровенность. Ричард Тьернан как никто умел скрывать свои чувства. Он внимательно посмотрел на нее своими удивительными и завораживающими глазами.
— А как вы считаете? — в свою очередь спросил он.
Установившееся молчание становилось тягостным. Как ни старалась Кэссиди, ей все никак не удавалось заставить себя отвернуться и перестать смотреть в бездонные глаза Тьернана. Тот ее словно гипнотизировал, а Шон, непривычно молчаливый, стоял у окна и следил за ними, не пытаясь вмешаться.
Из оцепенения всех вывела Бриджит, бесцеремонно ворвавшаяся в кабинет с уставленным едой подносом и уже с порога громогласно возвестившая:
— Если вы всерьез рассчитываете обойтись без моего завтрака, то вам это не удастся!
Она поставила поднос на столик перед Кэссиди. Бекон с яичницей выглядели чертовски аппетитно, однако Кэссиди не хотелось даже думать о еде.
— Кэсси и без того ест слишком много, — запротестовал Шон. — Унеси поднос, говорю!
Но Кэссиди мгновенно схватилась за нож с вилкой.
— Нет-нет, я есть хочу, — соврала она, накалывая кусочек бекона.
— По-моему, ты всегда хочешь есть, — фыркнул Шон. — Жаль, конечно, что тебе не хватает гордости и самообладания, но, с другой стороны, я даже рад, что твое чрезмерно развитое воображение не испортило тебе аппетит.
— Извини, папа, — промолвила Кэссиди, с трудом заставляя себя проглотить очередной кусочек. — Однако, что касается самообладания, то ты оказался для меня не лучшим примером для подражания, а вот по части гордости в нашей семье, кажется, и так уже перебор.
Ричард засмеялся. Кэссиди, не ожидавшая с его стороны такой реакции, быстро приподняла голову и успела заметить, что в глазах его заплясали огоньки.
— Да, Шон, — с усмешкой сказал он, — вашей дочери палец в рот не клади.
— Да, хоть какие-то мои таланты она все-таки унаследовала, — с гордостью произнес Шон. — Хотя на первый взгляд — типичная мещанка. Я в ужасе жду дня, когда она выйдет замуж, а потом заведет положенных по статистике детей — две целых и три десятых. Только не надейся, зайка моя, что я буду нянчить твоих засранцев. Я их всех с куда большей охотой удавлю еще в колыбели.
Наступила гробовая тишина. Кэссиди отложила вилку в сторону, отчаянно борясь с подступившей к горлу тошнотой. Не стоило все-таки есть через силу.
Ей совершенно не улыбалось снова играть в гляделки с Тьернаном; Кэссиди отдавала себе отчет, что долго так не выдержит. Она устремила укоризненный взгляд на отца.
Шон пожал плечами.
— Опять нахамил, что ли? — осведомился он. — Ну не могу же я только и делать, что за своим языком следить! Вот Ричард уже привык к моей манере выражаться. Надеюсь, вы не обиделись, мой мальчик?
Кэссиди с трудом могла представить мужчину, менее походившего на мальчика, нежели Ричард Тьернан. Она заставила себя посмотреть на него, но лицо его было, как всегда, бесстрастно, а взгляд сосредоточен.
— Нет, Шон, вы меня не обидели, — с расстановкой произнес он. — Хотя и очень старались.
Шон закурил очередную толстую сигарету без фильтра, от которых отказался уже много лет назад.
— Вы хорошо меня знаете, Ричард, — сказал он.
Кэссиди отодвинула поднос в сторону.
— С каких это пор ты снова закурил? — спросила она.
— Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в удовольствиях, — загадочно ответил он.
— Но, куря такую дрянь, ты сокращаешь ее, — не удержалась Кэссиди. Шон закатил глаза.
— Вот видите, Ричард, что мне приходится терпеть? А завтра она начнет вырывать у меня из руки рюмку виски и читать нотации. Слушай, Кэссиди, кисенок мой, давай договоримся по-хорошему. Ты не мешай мне получать мои маленькие удовольствия, а я тогда перестану обзывать тебя мещанкой и проезжаться насчет твоих могучих девичьих телес.
Понятно, это он нарочно. Кэссиди знала отца и уж, конечно, могла бы привыкнуть к его выходкам. Он специально все подстроил, хотел ее оконфузить, чтобы Ричард Тьернан не преминул скользнуть взглядом по ее фигуре и определить, насколько и вправду могучи ее «девичьи телеса».
Кэссиди даже не покраснела — уже чудо, учитывая ее бледную кожу и закипающий гнев. Не поспешила поплотнее запахнуть халат или хотя бы скрестить на груди руки. Она только сказала:
— Хорошо, считай, что мы договорились!
Шон лучезарно улыбнулся.
— Вот и чудесно. Тогда я поскакал. Вы с Ричардом начинайте работать без меня.
Он был уже на полпути к двери, когда запаниковавшая Кэссиди, не выдержав, громко возопила:
— Слушай, а куда это ты намылился?
— К врачу, кисеночек, — не моргнув глазом, ответил Шон. «Отъявленное вранье», — мгновенно поняла Кэссиди. — У вас хватит дел и без меня. Бумаги надо рассортировать, и прочая, прочая…
— Но…
— Спроси его лучше, что на самом деле случилось той ночью, — бросил ей напоследок Шон, попыхивая сигаретой. — И попытайся хоть что-нибудь записывать. Я хочу знать, нет ли в его рассказе противоречий.
Кэссиди собрала всю свою волю в кулак и стойко выдержала пристальный взгляд Ричарда Тьернана.
— Он просто невозможный, да? — спросила она, обращаясь в никуда.
Тьернан встал. Кэссиди уже успела забыть, насколько он высокий и с какой поразительной грацией передвигается. По-кошачьи неслышно продвинувшись к двери, Тьернан закрыл ее и привалился к ней спиной. Изолировав их от всего мира.
На губах его заиграла улыбка.
— Ну что, будете записывать? — спросил он. Кэссиди, недоумевая, уставилась на него.
— А что? — спросила она.
— Я хочу вам все рассказать.
К такому повороту событий Кэссиди не подготовилась. В эту минуту ей показалось, что в отцовском кабинете, элегантном, уставленном книжными полками и насквозь пропахшем беконом, кофе и сигаретным дымом, стало холодно, как в склепе.
Она отодвинула поднос, понадеявшись, что Тьернан не заметит, как дрожат ее руки.
— Хорошо, — промолвила она. Затем, поборов нервозность, смерила его взглядом. — Вы расскажете мне правду? Как все было на самом деле?
Тьернан обезоруживающе улыбнулся. Кэссиди не раз слышала, что многие преступники обладают недюжинным обаянием, но мужчина, стоявший сейчас перед ней, дал бы им всем сто очков вперед. Она много бы отдала, чтобы поверить ему, сделать шаг навстречу, раствориться в его улыбке…