— Я люблю тебя, Джейк… как бы тебя ни звали.
Он засмеялся, но затем его смех перешел в стон боли. Я оставалась у его кровати, пока он не заснул. На это потребовалось не так уж много времени. А затем медсестра отвезла меня назад.
Глава тридцать седьмая
Наверное, вы помните мое обещание, данное Линде МакНотон. Но прошел целый месяц, прежде чем мы с Джейком смогли ходить самостоятельно. После этого мне пришлось убеждать Джейка в необходимости этого визита. Нога Джейка все еще была в гипсе, когда мы наняли машину и направились в Джерси. «Понтиак» исчез навсегда. Очевидно, тот парень, который пытался убить, или, как выразился Александр Гарриман, припугнуть меня, получил пулю в затылок. Теперь невозможно было даже представить, где он мог бросить машину.
— Пойдем со мной, — сказал Джейк, когда мы подъехали к трейлеру Линды. Лицо Джейка покрывала мертвенная бледность.
— Лишняя публика там будет ни к чему. Поговори с ней наедине, а потом махнешь мне из окна.
Он кивнул и оставил меня слушать музыку по автомобильному радио. Я видела, как Джейк прошел на костылях по тропинке, и Линда открыла ему дверь, после чего он исчез в трейлере. Я закрыла глаза, представив Джейка и Линду в окружении черепашек. Я вообразила, как Джейк рассказывает миссис МакНотон о том, что он и есть пропавший Чарли, ее внук. Я видела ее, в сером костюме, с седыми волосами… Вот она испуганно прикрывает рот рукой, и слезы льются у нее из глаз. Я представила, как Линда обнимает Джейка, и он смущенно прижимается к ней. Я хотела бы увидеть все это своими глазами, но понимала, что этот миг должен принадлежать только им двоим. Я хотела, чтобы они насладились им в полной мере.
Спустя полчаса я увидела Джейка в дверях. Он махал мне рукой. Я думала, что на его лице будут слезы умиления и радости, но ничего подобного я не заметила. Но, несмотря на это, он все-таки выглядел довольно счастливым. Может, все дело в румянце на его щеках. На улице было холодно, и земля замерзла. Вокруг тоскливо чернели деревья, но в самом трейлере было тепло и уютно. Линда не сдерживала слез. Она сидела на диване, прижимая к себе фотографию, которую я передала Джейку. Увидев меня, миссис МакНотон встала и обняла меня.
— Я думала, что больше вас не увижу, — сказала она. — Никого из вас.
Мы остались у нее еще на некоторое время. Что я могу сказать? Мы все ощущали неловкость. Линда рассказывала Джейку о его родителях. Он внимательно ее слушал. Потом она пустилась в воспоминания о младенческих годах Джейка, о том, как рано он начал говорить и ходить, о том, что у него был плюшевый лягушонок, которого он везде брал с собой. Джейк улыбался и задавал уместные вопросы. Он не мог рассказать миссис МакНотон о том, что ему довелось пережить, иначе это причинило бы ей боль. Мы выпили чаю, а затем он сказал:
— Миссис МакНотон…
— Прошу тебя, называй меня бабушкой, — застенчиво глядя на него, сказала она. — Или хотя бы Линдой.
Я видела, что Джейку будет довольно сложно сделать это, но он все же выдавил из себя со смущенным смешком:
— Бабушка, нам пора уходить.
Мы могли бы задержаться еще, но я с готовностью поднялась и кивнула.
— Конечно, — сказала Линда, и я услышала в ее голосе облегчение. — Может, вам удастся вырваться ко мне в воскресенье на обед? У меня в гостях будет сестра, и я бы хотела, чтобы вы с ней познакомились.
— Мне бы тоже этого хотелось.
Джейк обнял миссис МакНотон, и в ее глазах снова заблестели слезы. Линда стояла в дверях и провожала нас взглядом, пока мы не сели в машину. Она махала нам вслед, как и в первый раз, когда я к ней приезжала. В машине Джейк хранил молчание, пока мы не выехали на шоссе. Я положила ему руку на бедро.
— Как это было?
Он вздохнул.
— Не знаю, что и сказать. Не так, как я ожидал. Я, наверное, надеялся, что почувствую какую-то особую связь с ней.
— Но так и будет, — возразила я. — Просто для этого нужно время.
Я все же верю, что нас связывают не кровные узы, а опыт, который нам пришлось делить с людьми. Как бы моя семья ни лгала мне, она всегда оставалась для меня моей семьей. Я ни разу не думала о своих родителях как о посторонних. Они по-прежнему оставались в моем сердце. Хотя идеал, который создавался десятилетиями, рухнул, мое отношение к ним не могло измениться. Они были обычными людьми, со своими достоинствами и недостатками. И это меня вполне устраивало.
Мы остановились перед домом моих родителей и провели целую минуту в молчании. Вот она, картинка моего детства. Дом, украшенный перед Рождеством: в каждом окне праздничные гирлянды и венки. В боковом окошке я видела и ель, светящуюся белыми огоньками и увешанную красными лентами. Я хотела подавить ощущение, что все это лишь фальшивая картинка, но, к сожалению, оно никуда не уходило. Мне оставалось только надеяться на то, что время сотрет это горькое впечатление.