Когда я оглядываюсь на свою жизнь, я удивляюсь тому, какую важную роль сыграли незначительные события в глобальных переменах. Мелочи подготавливают смену жизненных декораций. Да вы и сами наверняка это замечали. Вспомните, какие события переворачивали ваше представление о чем-то важном. Разве не одну секунду они занимали во времени и пространстве? Вследствие этих событий, сиюминутных, навеянных интуицией ощущений и рождалось ваше решение о том, за кого выйти замуж, какую профессию выбрать. Недаром говорят, что дьявола можно распознать и по одной маленькой черте.
Что ж, к делу.
Было утро понедельника, за окном царила поздняя осень. Нью-Йорк попрощался с бабьим летом. Ударили первые морозы. Город окрасился в серый цвет, а небо, затянутое цепями белых облаков, которые просматривались сквозь здания, неизменно озарялось по утрам нежно-розовым светом. Я любила это время года больше всего, потому что гнетущая жара и сырость словно поглощались бетонными стенами домов и уступали место свежести.
Я проснулась в тот день без будильника, несмотря на тусклый свет, который просачивался в окна, и поняла, что сегодня будет пасмурно. Стекло было усеяно дождевыми каплями, и эта мелочь определила мое следующее решение. Я потянулась из-под одеяла к телефону, стоящему у кровати, и набрала номер.
— Офис доктора Рифкина, — раздался на том конце провода жесткий, как тротуар в мегаполисе, голос.
— Это Ридли Джонс, — ответила я, старательно хрипя. — У меня сильная простуда. Я могу прийти, но боюсь заразить врача. — В этот момент, для убедительности, я еще и закашлялась.
Доктор Рифкин был моим стоматологом еще с тех пор, как я стала первокурсницей нью-йоркского университета. Он походил на сказочного гнома со своей длинной белой бородой и круглым выпирающим животиком. Доктор носил клетчатую рубашку, подтяжки и ортопедические ботинки. Когда я слышала его акцент жителя Лонг-Айленда, то всегда невольно разочаровывалась. Мне казалось, что он должен быть шотландцем. Я бы не удивилась, если бы он обратился ко мне «девица» вместо «девушка».
— Предлагаю назначить другой день, — строго произнесла администратор, как будто не хотела верить предложенным мной объяснениям, но не слишком из-за этого расстраиваясь.
Через минуту я уже была свободна. Свобода, наверное, самое важное для меня ощущение. Важнее молодости, славы, денег. Я не стала бы рисковать, упоминая о любви, но многие из тех, кто знает меня, подтвердили бы, что я готова на все ради своей независимости. Одним из таких людей мог бы стать Захарий.
— Завтрак у «Бабби»? — без предисловий спросила я, когда он взял трубку.
Наступила пауза, и я услышала, как он поворачивается на кровати. Еще несколько месяцев назад я могла бы быть рядом с ним в такой момент.
— Разве у тебя нет работы? — спросил он.
— У меня как раз перерыв между двумя проектами, — с деланным негодованием ответила я.
Я говорила правду, потому что я действительно ждала следующего заказа на работу, но стоило ли это обсуждать?
— В котором часу? — В его голосе прозвучали надежда и сожаление одновременно, — нотки, которые часто проскальзывали в его настроении во время наших с ним разговоров.
— Давай через час.
— Хорошо, увидимся в кафе.
Захарий был мужчиной, за которого я должна была выйти замуж. Наши жизненные пути пересеклись еще в детстве. Мои родители любили его больше, чем моего родного брата. Мои друзья также обожали его. У него были красивые светло-русые волосы, выразительные глаза и тело спортсмена. Кроме того, Захарий делал прекрасную карьеру, а его отношение ко мне было выше всяких похвал. Я тоже относилась к нему с большой симпатией. Но когда настало время принимать решение, я пошла на попятный. Чего я испугалась? Что это навсегда? Многие восприняли это именно так. Но я думаю, что дело тут в другом. Просто мне кажется, что мы с Захарием не подходим друг другу. Я не могла бы выразить это точнее. У нас были великолепные отношения, доверительные и открытые, и прекрасный секс; нам нравились одни и те же вещи: мы оба разделяли страсть к динозаврам в музее естествознания и ванильному мороженому, которое подавали в одном кафе. Но ведь любовь заключается не в этом, правда? Я так прикипела к Заку душой, что, в конце концов, решила: он заслуживает женщину, которая будет любить его сильнее, чем я. Любовь — это больше, чем сумма всех слагаемых. Если вы не понимаете, о чем речь, то вы не одиноки. Мои родители и мать Зака, Эсме (с которой у меня более близкие отношения, чем с собственной матерью), до сих пор не могут прийти в себя от такого поворота событий. Еще когда мы были детьми, они лелеяли надежду на то, что мы с Заком создадим семью. Поэтому они воспринимали наши свидания с большим энтузиазмом. Когда мы решили расстаться, они, пожалуй, переживали наш разрыв едва ли не сильнее, чем мы сами.