И вот эта последняя ложь добивает меня.
Я и есть алкоголичка…
Эта мысль приводит меня в ступор, я молча стою, несколько секунд, снова вспоминая последние несколько месяцев или точнее то, что я из них помню.
Письма с отказами. Выпивка. Электронные письма с отказами. Выпивка.
Дождливое утро. Сто грамм водки. Солнечное утро. Сто грамм джина. Мне больно это осознавать.
– Генри, так почему же вы ничего не говорили об этом?
– Ты устроилась на работу и все, вроде бы, шло на поправку, – он поворачивается и смотрит на меня, будто удивляясь, что я еще здесь, – по крайней мере, мы так думали, пока не произошла авария. Я действительно не хотел говорить тебе что-то, что заставило бы тебя… – его голос срывается, и я понимаю, что он до сих пор страдает из-за того, что позволил Лии сбежать из дома. – Пообещай мне ходить на собрания АА и, не смотря на то, что эти люди не сказали бы тебе, не будешь сбегать.
– Я обещаю, – говорю я медленно.
– И ты попытаешься как-нибудь сходить с нами в церковь?
Мое лицо превращается в маску, и он смеется.
– Я так и думал, – Генри смеется еще громче и обходит свой стол, чтобы обнять меня. У меня такое ощущение, что он не хочет меня отпускать. – Ты уверена, что хочешь продолжать работать в той закусочной, до которой так далеко добираться? Неужели они платят так хорошо, что из-за этого стоит ездить на всех этих автобусах?
– Абсолютно.
Когда через несколько часов мы подъезжаем к дому, Генри говорит мне, что он пробудет в церкви до самого закрытия.
– Я люблю тебя, Эмерланд, – говорит он, включая заднюю передачу.
Ошарашенная его словами, я вспоминаю тот момент в офисе, когда он обнял меня так крепко и не отпускал, пока мне самой тоже не захотелось, чтоб Генри никогда меня не отпускал.
Время уже 5:30, и как бы мне не хотелось увидеть Картера, я пишу ему сообщение: «Мне не хочется выходить из дома сегодня… Давай отложим свидание? Дай мне знать, если ты всё еще хочешь подвезти меня завтра на работу…»
Когда кто-то неожиданно стучится в дверь, я закатываю глаза. Если это Картер, я позвоню копам, после того как насмотрюсь на него.
Я нервно открываю дверь. Передо мной стоит офицер, отвечающий за моё досрочное освобождение. Он почти под два метра ростом и весит не меньше 130 килограмм. Его короткая стрижка и футболка с аббревиатурой морской пехоты выдает его военное прошлое.
– Как дела, будущая преступница? – спрашивает он.
– А судья знает, как вы меня называете?
– Конечно, – он проходит мимо меня в дом, – а ты думаешь, кто дал тебе эту кличку?
– Супер.
– Давай покончим с этим.
Я вздыхаю и беру контейнер, позволяя ему обыскать меня, пощупав подмышками и мои ноги, перед тем как пройти в туалет.
– Не смывай воду в туалете, не включай кран ни в раковине, ни в ванной, и если ты не справишься за 60 секунд…
– Это автоматически засчитывается, как положительный результат, – я закатываю глаза, – я в курсе. И, между прочим, какой смысл во всех этих правилах, если дверь всё равно остается открытой? Разве ты не услышишь, если я смою воду в туалете?
– Писай давай, бушующая преступница, – и он поворачивается ко мне спиной.
Я поднимаю юбку и держу контейнер между ног, пока писаю. Прихожу к выводу, что все эти выборочные проверки всегда будут унизительными.
Когда я заканчиваю, ставлю контейнер на туалетный столик и закрываю его.
– Я закончила.
Он поворачивается и берет контейнер.
– Можешь помыть руки, – говорит он, направляясь в коридор.
Я медленно мою руки, разглядывая себя в зеркало. Сегодня я очень похожа на Лию: у меня такая же прическа, помада и такое же неспокойное выражение темно-зеленых глаз. Я с грустью распускаю ленту и пытаюсь сделать что-то вроде хвостика на один бок, вместо пучка. Однако, от этого женщина в зеркале не стала меньше похожа на Лию.
Я качаю головой и чувствую, как в горле собирается ком. До того, как я начну плакать, открываю ящик и достаю тушь. Аккуратно наношу тушь и моргаю, чтобы она высохла и не размазалась.
– Бушующая преступница! – зовет из кухни офицер. – Иди сюда!
Глубоко вздыхаю, перед тем как пройти на кухню.
– Что?
– Не хочешь мне ничего сказать, перед тем как я сделаю тест? «Облегчить душу»?
– Тебе не идут белые футболки.
Он смеется и одевает перчатки. Помещает в контейнер пять разных полосок-тестов. На протяжении всех трех минут, он не сводит с меня глаз и напивает припев «Блюз тюрьмы Флоссом» Джонни Кэша.