Еще б не дрыхнуть – не горечь, а вкусненького попил!
Бутылку, в которую свое сцеживала, Полина обычно сразу опорожняла. Но, когда в канун Нового года гуляла, задумалась (в голове вертелись бесконечные варианты салатов), забыла, машинально бросила в коляску. И вспомнила про «улику», только когда из парка выходила. Достала, начала поспешно выливать молоко – а тут вдруг дядечка подваливает. Солидный такой, седой, в пальто благородном клетчатом. Говорит строго:
– Ты что, дочка, творишь?
– Ваше какое дело? – возмутилась Полина.
А тот еще суровее:
– Ты что это выкинула? Неужели грудное молоко?
– Чего вы пристали ко мне?!
– Бесхозяйственно!
– Вас не касается. Отстаньте.
Дед сразу сбавил тон, смотрит жалобно:
– Так я по всей Москве ищу, достать не могу!
Полина развеселилась:
– Зачем вам?!
– Катаракта у меня. Только оно и помогает!
Молодая мать хмыкнула:
– Чушь несете. Катаракту оперировать надо.
– Нельзя мне под нож. Сердце! А капель от этой хвори нет. Но добрые люди подсказали: молоко грудное поможет. Продай, будь человеком! Все равно выбрасываешь, а мне зрение спасет.
Полина задумалась. Дед мутный, конечно, но ей, что ли, жалко? Все равно выливает. Спросила осторожно:
– А сколько платить готовы?
– Десять тысяч.
– За бутылочку?!
Неплохие деньги – особенно, когда Новый год на носу. Купила б подарок себе лично, а то муж со свекровью вечно ей презентовали сковородки и прочие полезные в хозяйстве, но скучнейшие предметы.
А дед смотрит значительно:
– Десять тысяч за сеанс.
– Какой-такой сеанс? – опешила она.
– Ну, если в бутылке, продукт ценные свойства теряет. Молоко в глаз должно напрямую поступать. Из груди. Только тогда эффект.
Она пошла красными пятнами.
Вот извращенец проклятый!
А дед продолжает сладким голосом:
– Я тебе худого не сделаю. Можешь мужа с собой взять, чтоб охранял.
Полина даже дар речи потеряла на мгновение. А когда снова смогла говорить, заорала:
– Да пошел ты!
Схватила коляску, заторопилась прочь.
Дед не отстал – рядом плетется, причитает:
– Ну, пожалуйста! Спаси! Я… я тебе по пятнадцать тысяч буду платить!
По счастью, впереди подростки идут, галдят. Полина крикнула во весь голос:
– Парни! Сигаретка есть?
Молодняк притормозил, заржал:
– А тебе не вредно, мамашка?
Но полезли, сердобольные, за куревом. Поля вместе с коляской затесалась в их толпу и даже, чтоб из роли не выходить, сделала пару затяжек омерзительным никотином.
Извращенец больше ее не преследовал, но Полине весь вечер даже дома было противно и страшно. И мидии в маринаде (свое фирменное новогоднее блюдо) она на нервной почве жестоко пересолила.
Тридцать первого декабря Юра Стокусов крепко принял на грудь. Новый год на подходе, а старый-то проводить надо как следует, чтоб не обиделся!
Машка притворялась, будто водки не хочет, но злющими глазюками так и зыркала. Завидовала – оно и понятно. Выпить всякому хочется, да и надоело ей давно с пузом таскаться. Но на то оно и бабье дело: детей вынашивать, мужика обхаживать. Тем более семью он обеспечивает, вчера получку принес и даже тринадцатую зарплату.
Машке, правда, все мало. Москвичка она у него, с фанаберией. На шубу норковую копит, квартиру трехкомнатную в ипотеку мечтает взять: тесно ей в «двушке» втроем, с отцом его парализованным. На все ради денег готова, непорядочная.
Юра только за стол присел – сразу грузить начала. Кран на кухне течет, хлеба в доме ни крошки.
– Так сходила б сама за хлебом! – упрекнул.
– Скользко! – заверещала. – Хочешь, чтоб я маленького потеряла?
– А ночами гулять нормально?
– Когда сухо, можно. А сегодня опасно – гололед!
– Ну, курьера тогда вызывай.
– Тебе, что ли, сложно? Все равно мимо магазина шел!
Как по нему, насчет хлеба в семье должна женщина думать. Даже если беременная. И если гололед. Но спорить не стал. Молча жахнул первую. Горло ожгло, хрустящий огурчик хрустнул, истек соком.
– Не чавкай! – снова придралась Машка.
– Закусь тогда порежь. Если хочешь, чтоб все культурно было, – сказал он миролюбиво.
– Надо дела сначала сделать по хозяйству, а потом водку жрать!
Больше пререкаться не стал. Сгреб бутыль, стакан, банку с огурцами. Ушел с кухни в залу. Когда, наконец, закончится беременность Машкина, придирки ее бесконечные. Потом, правда, недосыпания начнутся, колики у младенца… Вот почему так нескладно! Еще год назад даже мечтать не мог: свобода, и женщина своя, и деньги какие-никакие. А случилось – и все равно не радостно.
Машка осталась на кухне, гремела остервенело посудой. Никакого ужина не захочется.