— Он не прибежит. Он не считает себя виноватым и даже обязанным оправдываться…
Аврора вспомнила, как размахивал руками Романовский, расхаживая по комнате:
— Ну как тебе объяснить? Как объяснить женщине, моногамной от природы, что мужики устроены по-другому?
— Это как же по-другому? Не можете не трахать всё, что движется?
Романовский скривился. Да, да, она знала: звучит пошло, вульгарно, банально. Грубо. Но не пятистопным же ямбом сейчас жечь, чтобы не оскорблять его высоколобое чувство прекрасного.
— Это другое, Аврора, — брезгливо отбросил Романовский фотографии, где не просто трахал ту длинноногую модель и так, и эдак — вылизывал её как грязную тарелку. — Понимаешь, это как гостиница. А жена — дом. Ну не может человек всегда спать только дома. Он останавливается в отелях. Ночует на дешёвых простынях, обнимает плоские подушки, зарывается носом в колючие одеяла. Но это мимолётное, временное, чужое. А жена — своё…
— Давай поспорим, — неожиданно сказала Ирка.
Глава 15
Машина резко свернула в дорожный карман и остановилась.
— Романовский тебя не отпустит ни за что, — всем корпусом развернулась к Авроре подруга. — Так просто ты от него не отделаешься, хоть сто заявлений на развод напиши. Никому не отдаст. И будет биться за тебя до последнего.
— Ну, это его проблемы, — хмыкнула Аврора.
— Угу. И когда будешь рассказывать, как он стоял перед тобой на коленях, я тебе скажу: ну нельзя же быть такой упрямой, — передразнила она.
— Ну ты-то, допустим, скажешь, — усмехнулась Аврора. — Только я всё равно не вернусь. О чём тут спорить?
— Поспорим, что он будет пытаться тебя вернуть любыми способами и пойдёт на всё. Ты же уверена в обратном или я не права?
— На коленях ползать он точно не будет. И умолять.
— Давай так, — показала она на Аврору обоими указательными пальцами. — Если встанет на колени, ты попробуешь.
— Что попробую? — возмутилась Аврора.
— Понять и простить, конечно, — ответила Ирка. — Начать всё сначала, словно ничего не было. И, знаешь, если у тебя получится, я тебя не осужу. Я буду всеми руками за, если ты сможешь. Как тебе предложение?
— Отвратительное, — скривилась Аврора. — Но, хрен с ним, пусть, если убедит, может, я и попробую. Не обещаю, что получится, но попробую. Только если нет, и Романовский не встанет на колени, ты позвонишь Воскресенскому и расскажешь ему о сыне.
— Мне и звонить не придётся, он сейчас здесь. Дом продаёт.
— Тем более!
— Ну что, по рукам? — протянула ладонь Ирка. А когда Аврора крепко её сжала, окликнула сына: — Андрей, разбей!
Детская ладошка ребром врезалась в их сцепленные руки.
«Господи, зачем я это делаю? — покачала головой Аврора. — Зачем столько лет ведусь на эти глупые споры с этой упрямой спорщицей?»
— Если на колени он не встанет, вернуться к Романовскому я тебе разрешаю всё равно, — подмигнула Ирка и включила сигнал поворота.
— А я тебе разрешаю заехать к Воскресенскому, пока он здесь, даже если ты выиграешь. Мне кажется, он обрадуется.
— Двадцать восемь лет, — покачала головой Ирка. — Тебе двадцать восемь, а ты всё такая же наивная, Самойлова.
— А ты всё такая же упрямая, Лебедева, — ответила Аврора.
— Я реальная, Аврора. Реальная. Воскресенский трахнул Гордееву, а меня — тот мужик. Я не хотела, клянусь. Просто взбрыкнула. Просто села в его джип, в первый попавшийся, а он…
Авроре словно дали под дых.
— О, не-е-ет…
— О, да, Рора, да. Он меня изнасиловал. И я… — она сглотнула.
— Ты не могла вернуться к Вадиму, потому что… уже не могла. Бедная, ты моя бедная, — сжала Аврора её руку. — Господи, ну как же так?
— Как-то так. И уже не важно кого там Воскресенский трахал после, Гордееву или всех подряд вместе с Гордеевой. С ним было покончено. Он бы не простил, Аврора, не смог. И не простит, — она прикусила губу.
— Но Андрей, — Аврора качнула головой в сторону заднего сиденья. — Ведь его?
— Не задавай глупых вопросов! Конечно, его. Не ты ли мне только что жевала про кудри и глаза? Я уже была беременна, когда… Но…
Ирка тяжело вздохнула.
Чёрт! Аврора тоже не сдержала тяжёлый вздох.
Но подругу Аврора любила с детства не только за острый язык, а за то, что с ней можно и поболтать, и поругаться, и поспорить, и стихи вслух почитать, но и помолчать.
Сейчас молчалось. Молчалось о ней, не о себе. И за это Аврора тоже, как никогда, была ей признательна: своя беда, зная, каково Ирке, казалась не такой уж и великой.
Машину Ирина припарковала между двух, похожих как две капли воды девятиэтажек: в одной из них, во дворе школы, так и жили родители Авроры. Ирка с мамой и сыном жили в частном доме на окраине города.