Да, он знал, кто она.
Знал, какая история, точнее, беда с ней приключилась, и в какой громкий скандал её превратили журналисты. Знал её чёртова мужа, Валерия Викторовича Романовского. Знал, где она живёт, где училась, где работает. Знал, что у них нет детей, а Романовский ей изменяет. Давно. Всегда.
Демьян даже знал какого цвета у неё глаза — сапфировые.
Конечно, как любой нормальный мужик он бы сказал: синие. Ну в крайнем случае голубые, то есть светло-синие, если бы вообще обращал на цвет внимание. Демьян был не силён в оттенках и не считал себя романтиком. Но знал, что это нравится женщинам, поэтому по обстоятельствам демонстрировал то пресловутый байронизм, то лёгкий дебилизм, то широкие жесты, то романтическую возвышенность. Демонстрировал, не в смысле фальшиво изображал, а в смысле проявлял ту или иную сторону своей мятежной натуры, требующий то потрясений и страстей, то спокойной, размеренной жизни, и к чему больше склонен он пока не определился.
Поэтому в её случае — натуральный васильковый сапфир. Что, скорее всего, соответствовало истине. Чистый, ясный цвет. Слегка нереальный. Как и её льняные волосы (светлые, чёрт бы их побрал, но льняные всяко звучит лучше). Как и редкое имя Аврора. Как и то, что однажды они уже встречались.
К счастью, она его не узнала. К несчастью, он её не забыл.
И теперь знал, что — уму непостижимо! — она разводится с Романовским.
Демьян не имел права не сказать себе: мужик, это твой шанс! И чувствовал себя именно так.
Это судьба. Это, чёрт побери, какое-то невообразимое стечение обстоятельств, предопределение, что они летят вместе, в один город, в одном самолёте.
И хотя судьбе Демьян подыграл, уступив своё место в бизнес-классе женщине со сломанной ногой, но пустое кресло рядом с Авророй всё равно — подарок провидения.
От переполнявших его эмоций Демьян не мог усидеть на месте, чем себя невольно выдавал. Но вряд ли Аврора, если и заметила его суетливость, связала её с чувствами, что он на самом деле испытывал. Что она действует на него как избыток кофеина, вызывая жар, учащённое сердцебиение, боль в солнечном сплетении, нервную дрожь. И какие демоны кишат в его душе. Вопят, скалятся, скачут. Требуют.
Конечно, ему пришлось прикидываться несведущим и задавать дурацкие вопросы, но он скорее откусил бы себе язык, чем сознался. Потому что меньше всего ей сейчас нужен ещё один человек, что в курсе её бед, скорее наоборот — ей нужен тот, кто будет знать ровно столько, сколько она готова ему рассказать, и ни слова больше. И Демьян готов стать этим человеком.
— Ну, ладно, — выдохнула Аврора. — Раз кроме меня некому.
Человеку нужна помощь, и это не обсуждается — такое она приняла решение.
Наверное, дело даже не в клятве Гиппократа, такая она, видимо, есть — до тошноты правильная, решил Демьян. Чёрное или белое, никаких полутонов: нужна помощь — она врач, муж изменил — развод, пациент умер — её вина, мужик гуляет — козёл.
Видел Демьян, видел осуждение в её взгляде. И хотел бы ошибиться, но, наверное, эта правильность, кроме прочего, Демьяна и заводила. Ну какая честь — подцепить девушку доступную и откровенно в тебе заинтересованную, а вот соблазнить Святую Аврору, мадам Безупречность, госпожу Недоступность, жену Валерия Романовского…
Нет, он не ставил себе целью её соблазнить, не сказал: сделай это или умри, не обрёк её на себя только потому, что так решил, он просто почувствовал нечто, похожее на вызов, на желание быть с ней, хотя бы рядом, защитить, оградить, заслонить собой и во всех смыслах слова завёлся.
Безусловно, Демьян оценил и мужество этой хрупкой женщины: рискуя быть узнанной, навлечь на себя гнев, осуждение и косые взгляды, Аврора Романовская не смогла остаться в стороне, сняла бейсболку, что упрямо натягивала на глаза, пока они разговаривали, поправила собранные в хвост светлые, словно выбеленные солнцем, волосы, встала.
— Я пойду с вами, — тут же поднялся Демьян. — Вдруг понадобится помощь.
Она не стала возражать.
«В конце концов, если буду лишним, — подумал Кораблёв, — меня выпроводят стюардессы».
— Вы доктор? — подскочила одна из них навстречу Авроре.
Стюардесса сидела на корточках перед бледным мужчиной лет шестидесяти, когда вслед за Авророй Демьян заглянул за шторку, отделяющую бизнес-класс от остального салона.
— Я хирург. Что случилось? — присела на её место Богиня Утренней Зари Романовская.
Глава 7
— Пульс сто восемьдесят, — сказал мужчина, тяжело дыша.
Демьян к медицине имел отношение, которое можно выразить двумя словами: иногда болел, но даже он видел бешено пульсирующую на шее мужчины жилку, даже он знал, что нормальный пульс — семьдесят, сто восемьдесят — это угрожающе много.