Я мечусь по пляжу и выкрикиваю ее имя.
— Элис! Где ты, Элис?
Мы с Миком бегаем по кромке воды.
— Черт возьми, она же может утонуть, — кричит он.
И тут мы слышим крик.
— Помогите! — Крик настолько тихий, что его почти неслышно. Дует сильный ветер, бушуют волны. Но крик слышится снова.
— Помогите!
— Элис! По-моему, я ее вижу.
Я знаю, что нужно делать. На этот раз я не струшу. Я не убегу, я не повторю ту же самую ошибку. Я стаскиваю туфли и бегу к воде.
— Кэтрин! — кричит Мик. — Что, черт возьми, ты собираешься делать?
— Она же утонет! — кричу я.
Он оттаскивает меня от воды и толкает так, что я падаю на песок.
— Подожди тут, — кричит он. — Жди, понятно?
Он стаскивает футболку и ботинки и бежит к воде.
— Нет, — кричу я, но он уже в волнах.
Я встаю и иду за ним, но уже темно, волны высокие, и я не вижу его. Я медленно двигаюсь вдоль берега, выкрикивая его имя, но все равно не понимаю, где он. Захожу глубже, вода уже достигла моих бедер, поток начинает тащить меня, я чувствую, что тут глубоко, вода все выше, она заливает мне лицо, попадает в нос, глаза, я продолжаю кричать, но понимаю, что в этом уже нет никакого смысла. Я никогда не найду его.
Кто-то тянет меня за волосы, кругом огни и голоса. Я жадно хватаю ртом воздух.
Ночь я провожу в больнице. Грудь, горло и глаза болят. Врачи обещают, что все будет хорошо. Но когда я произношу имя Мика, они почему-то отворачиваются.
— Вы вели себя очень храбро, — повторяют они. — Все будет хорошо.
Нет, никогда и ничего не будет хорошо.
Я кладу руку на его щеку.
Кожа мертвых не похожа на кожу живых. Она вообще не похожа ни на что человеческое. Она холодная, твердая и безжизненная. Он ушел, то, что на кровати, — только тело, и мне совсем не хочется целовать его фиолетовые губы и ледяные щеки. Мне нечего делать в этой холодной больничной комнате.
Мама с папой и родители Мика собирают вещи. Я осталась в квартире родителей, в кровати под теплым одеялом. Я все равно не смогла бы упаковывать нашу совместную жизнь, наше будущее, наши мечты, и никто не ждал, что я буду принимать участие в сборах. Они заканчивают все очень быстро, буквально за день. Когда родители возвращаются, мама приходит и садится на мою кровать.
— Мы забрали барабаны Мика и его записи. Родители Мика подумали, что ты захочешь оставить их на память.
Я не могу даже думать о том, что барабаны Мика больше не зазвучат, что я больше не услышу его музыку, но все равно киваю в знак благодарности.
Мама кладет руку на мое бедро и гладит меня.
— Мы, конечно, сказали родителям Мика о том, что ты ждешь ребенка.
— О, — только и могу я выговорить, стараясь выказать некоторый интерес, но на самом деле мне хочется лишь, чтобы она ушла и оставила меня в покое. Дайте мне побыть одной. Мне странно, что теперь все только и думают про этого ребенка.
— Естественно, сначала они растерялись. Но мне показалось, что потом они очень обрадовались. Это же ребенок Мика. Хоть какое-то утешение, — говорит мама, и я надеюсь, что сейчас она уйдет, но она остается, продолжая гладить меня. Я понимаю, что она хочет сказать что-то еще. Я поворачиваюсь к ней и пытаюсь улыбнуться.
— Они просили передать тебе спасибо за то, что ты пыталась ему помочь, — произносит мама. — Ведь ты рисковала жизнью.
Я отворачиваюсь.
— Ты сделала все, что могла.
Но этого оказалось недостаточно, горько думаю я.
Впервые я встречаю их на похоронах Мика. Филиппа похожа на отца, Мик был похож на мать. Она протягивает ко мне руки и обнимает. Я обнимаю ее.
Следующие шесть месяцев я живу как робот. Я все делаю правильно, я хорошо ем. Выполняю гимнастические упражнения, гуляю по окрестностям, но на самом деле меня совершенно не интересует мой будущий ребенок. Родители Мика и Филиппа навещают меня, и когда я с ними, я чувствую какую-то связь с Миком. Остальное время существую как зомби.
Роды начинаются вовремя. В самом начале я даже рада физической боли — переносить ее намного легче, чем боль душевную. Но схватки продолжаются двое суток, боль столь огромная и невыносимая, что под конец я умоляю Бога прекратить ее, рыдаю и зову акушерок, но они только кивают мне в ответ и велят приседать и ходить. Наконец огромным усилием я выталкиваю младенца, и вот она здесь. Сара. Дочь Мика. Моя девочка, моя дочь.
Не знаю, было ли это следствием прекращения боли или просто гормональным всплеском, но я чувствую прилив любви и благодарности. Я благодарна моей девочке, маме и Филиппе, ведь она появилась на свет благодаря им, акушеркам, всему миру. Я поднимаю свою дочь, прижимаю ее к груди и тихонько шепчу торжественное обещание Мику всегда беречь и защищать ее.