– По вине Мамору Каору считался врагом государства. Потребовалось немало времени, чтобы исправить эту ошибку. Каору было сложно жить в Японии. Он уже разменял четвертый десяток. Жизнь за границей не была ему в тягость, но, наверное, ему хотелось осесть в каком-нибудь спокойном месте, похожем на «берлогу бездельника». Каору оказался изгнанным слишком далеко от чайной комнаты его матери, и ему нужно было место, где он мог найти хотя бы временный покой.
– Тетя Андзю, а вас это устраивало?
– Каору жил вместе с вами втроем в Калифорнии, пока ты немного не подросла, так?
– Да. Правда, я почти ничего не помню.
– Потом он несколько раз приезжал в Японию. По крайней мере, до две тысячи пятого года. Что случилось с ним дальше, никому не известно. Но наверняка где-то должна быть подсказка. Каору говорил, что будет моими глазами. Вместо меня, ослепшей, он ищет красивые души, еще оставшиеся в этом мире.
– Красивые души? А кто это?
– Этого никто не знает, но, наверное, это те, кто очень хочет спасти мир. Я думаю, у Фудзико и у Каору красивые души. Втайне от всех они дали друг другу обещание.
– О том, что, где бы они ни находились, всегда будут защищать друг друга?
– Не только. Мне кажется, существует какое-то более реальное, большое дело, которое они тайно осуществляют. Я не знаю, в чем оно заключается, но у меня такое предчувствие.
– Что-то невероятное?
– Такое дело, которое значительным образом изменит Японию, но это не связано с войной или противостоянием. Оно подвластно только обладателям красивой души. Если у них это получится, Каору, несомненно, вернется. А те, кто охотится за его головой, встретят его с радостью, позабыв о своих планах. Это единственное, что я могу сказать сейчас. Я устала. Пора наконец и отдохнуть, – сказала Андзю, заканчивая свой рассказ.
Ты и представить себе не могла, что за дело может быть у Каору, помимо пения голосом неземной женщины.
Вот и заканчивается история семьи, которая прожила XX век в любви и музыке. Но неужели и твое путешествие, назначение которого – отыскать пропавшего папу, закончится ничем?
– Попробуй встретиться с Ино, – это было последним указанием Андзю.
10
И но ушел из газеты в политику.
Первый год, открывший XXI век… Он стал началом эпохи, которая втянула Японию в войну вокруг нефти с применением оружия массового поражения и в мировой экономический кризис. Кроме того, в этот год принцесса Фудзико стала матерью. Весь год Ино писал военные репортажи, а потом неожиданно бросил газету и выдвинул себя в качестве независимого кандидата на выборах в палату представителей. Тогда у него не получилось стать депутатом, но активная и убедительная позиция, участие в теледебатах и журнальной полемике, а также в антивоенном движении принесли ему широкую известность, и три года спустя он завоевал место в парламенте. Политические воззрения Ино вкратце выглядели следующим образом:
На основании девяносто девятой статьи Конституции добиться от императора заявления о том, что он не поддастся на давление Америки в отношении ремилитаризации и пересмотра Конституции, соблюдая ее девятую статью.[24] Вернуться к принципам и положениям мирной Конституции, отказаться от всех видов вооружения и в срочном порядке добиться отмены системы японо-американской безопасности.
Пацифизм Ино можно было бы назвать простой одержимостью, но многие политики Европы и Азии придерживались подобных миролюбивых взглядов. Политическое кредо Ино перекликалось с пацифистской позицией далай-ламы, Папы Римского и императорского двора Японии. От него ждали немалого вклада в дальнейшее развитие японской дипломатии, но и остерегались его действий.
Выкроив время в своем плотном графике, Ино встретился с тобой в Депутатском клубе. Увидев тебя, он сказал:
– Вы дочь Каору? В вас собраны черты всех женщин, которых он любил.
Ино улыбался, но глаза его оставались серьезными.
Ты попросила Ино обязательно поделиться с тобой любыми предположениями о том, где находится Каору. Ино старался быть внимательным, но к нему постоянно приходил с сообщениями секретарь, которому он тут же давал указания, поэтому разговор то и дело прерывался. Наконец он и сам понял, что здесь пообщаться не удастся, и предложил:
– Пойдем поедим гречневой лапши.
Он привел тебя в лапшичную в традиционном стиле, где часто обедал сам, и сказал:
– Хочешь, наверное, встретиться с отцом, да?
Вспомнив многочисленные истории Андзю о дружбе Ино и Каору, ты поклонилась и сказала:
– Большое спасибо за вашу помощь отцу.
Негромко, не для чужих ушей, Ино произнес:
– Если я скажу тебе: я стал политиком, чтобы помочь исполнению мечты Каору, что ты ответишь?
– А какая мечта у моего отца?
– Ты ведь знаешь о женщине, которую он любил?
– Вы говорите о Фудзико?
– Фудзико… Для меня тоже в звучании этого имени есть особый смысл. Я устроил их с Каору последнее свидание. Я был всего лишь другом и помощником Каору, но я горжусь тем, что мне удалось оказаться рядом с их любовью. Я вспоминаю торговый зал и лифты магазина на Синдзюку, который скоро будет перестроен. В холле у лифтов, ведущих к автомобильной стоянке, мы обменялись с Фудзико нашим паролем. Когда Фудзико стала супругой наследного принца, мне удалось встретиться с ней всего один раз. Она помнила те слова, которые мы пообещали сказать друг другу: «Рада познакомиться» – «Рад познакомиться».
Ино запрокинул голову и засмеялся во весь рот, будто кто-то неожиданно пощекотал его. Ты подумала: надо же, политики тоже могут так непринужденно смеяться.
– Все думали, что любовь Каору закончилась с замужеством Фудзико. Но и сейчас он тоскует по ней, хочет следовать ее воле. Каору до сих пор верит, что его любовь достигнет успеха. Для меня самое важное – это то, что у Каору, у Фудзико и у меня – одна и та же мечта. Я верю, что будущее, о котором мы мечтаем, непременно наступит. Встреча девочки и мальчика бессмертна. Пусть девочка стала принцессой, а мальчик – певцом, трепет того мгновения, когда они впервые увидели друг друга, не исчезает, Подобно фрескам, которые оставили нам древние люди, их любовь до времени скрыта во мраке. Помимо самих участников, никто, кроме твоей тетки Андзю и меня, дурной компании Каору, об этой любви не знает. Но особенность истории такова, что она должна быть рассказана последующим поколениям, и нельзя сделать вид, будто чего-либо не было. Вот и тебе тоже нужно ее знать. Я верю, что Фудзико расскажет эту историю своим детям. Когда-нибудь об этой запретной любви узнают все. Наверное, ни Фудзико, ни Каору, ни меня в эту пору не будет на свете, но уже выросла молодая рассказчица, которая передаст историю любви новым поколениям. Я говорю о тебе. И когда-нибудь слава Каору возродится. Если я все сделал правильно, то ему позволят вернуться на родину вопреки всем препятствиям. Более того, многие с радостью поприветствуют его заслуги. Вот тогда-то он вновь встретится с Фудзико.
– А где Каору сейчас, что он делает?
– Он живет в таком месте, которое хотя и Япония, но таковой не является. Как единственный японец.
Услышав это, ты отчетливо вспомнила фразу из письма, которое Каору прислал маме.
Я отправляюсь еще дальше на запад от Аляски, еще дальше на восток от Японии… Я хочу выполнить свое предназначение и – пусть немного – оказать влияние на будущее нашей страны.
– Западнее Аляски, восточнее Японии… – пробормотала ты, словно в бреду, а Ино, широко раскрыв глаза, прислушивался к тебе. – Скажите мне, где это? Я очень хочу встретиться с отцом.
Ино шепотом сказал тебе:
– Поезжай в Курильск.
– В Курильск?
– На Итуруп. Атаковавший Пёрл-Харбор японский флот вышел из порта Хитокаппу, что на этом острове. Новая история тоже начнется оттуда. Будущее Японии, такое, которого она достойна, откроется именно на этом острове.
По случайному стечению обстоятельств тебе было восемнадцать лет. Столько же, сколько Чио-Чио-сан, когда она убила свою любовь. Столько же, сколько твоему деду Куродо Ноде, когда он отказался от любви к любовнице Макартура. Столько же, сколько Каору, когда он приехал в Нью-Йорк. Именно в этом возрасте ты решила отправиться туда, где находился Каору, твой отец, возлюбленный твоего сердца. Через четыре поколения ген любви от Чио-Чио-сан передался тебе, дочери Каору, и ждал своего часа.